Он уже ничего не ощущал, когда вдруг до него донеслось мерное тарахтение. Сначала он не придал значения назойливому звуку, продолжавшему усиливаться с каждый последующим мгновением, вдруг очнулся.
— Люди! Техника… — подкинуло сознание осознание действительности.
Рука машинально легла на лазерный дальномер. Глеб не почувствовал лёгкого жара в пальцах с ладонью, приставил его к очкам.
— Ми-и-истика… — сродни миража показалось ему то, во что он отказывался верить.
По пустыне разъезжали…
— Немцы!..
И выглядели как…
— Фашисты!?..
В такое поверить уж точно нереально — проще в тварь, тем более что вот она — осязаема — он отвалился на неё спиной. А они… далеко и…
Иная свободная конечность потянулась к оружию. Вместо "Винта" под рукой оказался "ВАЛ". Данной странности Глеб не стал придавать значения, а тому: в мотоциклете находились двое фашистов — один водитель, а иной стрелок, располагаясь в коляске у крупнокалиберного пулемёта, выпущенного в Германии 1942 году. Одежда подстать пустынному ландшафту. И в ней им жара пекла нипочём. Они чувствовали себя довольно сносно, реагируя на тех, кто кружил над ними.
Глеб сам отреагировал на то, что немцы пялились изредка, борясь с ослепительным светом пламени вместо облаков. Отчётливо уловил там некие тёмные пятна. Возможно, это были представители местной фауны, представляя собой стервятников. А если так, то соответственно немцы ждали, пока те опустятся к земле и укажут им на цель их поисков — то бишь Глеба с обезглавленной тварью. Тогда придётся повоевать — со всеми разом. И не факт, что оружие не подведёт. При выстреле из "ВАЛа" может произойти что угодно, вплоть до разрыва патрона в стволе, а то и обойме.
— Граната… — было потянулся к ней Глеб, однако понял: фашисты не настолько глупы, чтобы позволить себя подорвать — приближаться явно не спешили, и уже знали наверняка, что именно привлекало внимание стервятников пустыни.
Стрелок в коляске развернул пулемёт стволом в направлении туши твари, а водитель сподобился на обходной манёвр, желая на расстоянии объехать "добычу".
"А что если они не в курсе про меня до сих пор, и их интересует исключительно тварь, как источник пищи?" — призадумался Глеб. Хватило ума не стрелять сразу. Дал возможность мнимому противнику совершить круг почёта вокруг собственного охотничьего трофея.
И откуда только силы взялись — посодействовал адреналин. Жить хотелось больше чем когда-либо. Он ещё не отомстил за ребят — до конца. Пока последний боевик, встретившийся ему в ауле, не сгинет в аду подобном на данную пустыню — не успокоиться.
Душа и без того ушла в пятки, и не из-за немцев, выглядевших чудовищной реальностью, а крылатых существ, опустившихся на столько низко, что Глеб сумел мельком узреть, чего те представляют собой, а такое: лучше бы не видел.
Стервятники были подобны на падальщика без головы, и всё различие меж ними заключалось именно в крыльях — тот не обладал ими, зато эти и превосходили числом.
Грохнул пулемёт фашистов. Они стремились отпугнуть стервятников, а заодно, если получиться, пополнить кем-то из них свои коллекцию трофеев, присовокупив к туше наземной твари.
Глеб попятился прочь от туши, устремившись по-пластунски ползком, не забывая оглядываться по сторонам. Кто знает, откуда ему грозит очередная опасность и кто ещё способен его атаковать, неожиданно для себя провалился в зыбучие пески, оказавшиеся пещерой-норой.
— Час от часу нелегче, — схватился он за "ВАЛ".
Нападения подземного существа не последовало. То ли оно притаилось само в страхе, то ли отсутствовало, покинув убежище и сейчас так же, как и стервятники рыскало по пустыне в поисках добычи. А если хорошенько подумать и предположить, то данное убежище могло принадлежать той твари, которую он оприходовал, а точнее сама нарвалась на него на свою голову.
На сердце немного отлегло. Даже выглядывать Глеб не стремился. Здесь было значительно легче, хотя и воздух затхлым. Но лучше вонь, чем жар испепеляющий не только и не столько снаружи, сколько изнутри. Позволил себе немного расслабиться, в то время как на поверхности продолжало твориться нечто невообразимое.
До слуха спецназовца выжившего и, казалось бы, из ума, донеслась очередная короткая пулемётная очередь. Фашисты не суетились и действовали хладнокровно по ситуации. Явно экономили патроны. Боеприпасы имели обычное свойство кончаться в самый неподходящий момент.
Ими и занялся Глеб — проверкой собственного боевого снаряжения. Разгрузка на месте и все карманы в ней забиты под завязку обоймами, а те — патронами. И то, что подходило к "Винту" соответственно и к "ВАЛу", вот только расход боеприпасов несопоставим. "Винторез" ближе к карабину, а "ВАЛ" — автомат. Но в данном случае это плюс, чем минус. Иное дело, что дальность стрельбы из "ВАЛа" вдвое меньше, чем из "Винта", но не беда, и лиха начала.
Немцы в третий раз дали пулемётную очередь, а в ответ им понеслись ярые вопли стервятников, и один из них точно грохнулся о твёрдую поверхность и не сам — ему помогли. Иные понеслись прочь, поскольку их недовольные вопли стали затихать, удаляясь разом с ними.
Фрицы победили. Что не могло не задеть Глеба, но воевать с ними здесь и сейчас — хотя почему бы и нет? Ему требовалось прояснить ситуацию — то место, куда он угодил, и явно последовал провал во времени! Язык в качестве пленного немца — лучше и придумать нельзя. Вот только он в немецком, как свинья в апельсинах. Или макака в огурцах.
Собравшись с мыслями, он решительно двинул на поверхность, показавшись там с дальномером в одной руке и "Гюрзой" в иной. А то мало ли что — те же стервятники лишат его того, чего он тварь, подле которой и остановились фашисты без боязни, чувствуя себя хозяевами положения.
Пока один — и, похоже, что мотоциклист-водитель — занимался разделкой туши трофея Глеба, пулемётчик двинул со своим боевым оружием в руках наперевес к стервятнику.
Тот не лежал неподвижно, а трепыхался, пытаясь при помощи пробитых крыльев подняться в воздух.
— Выходит, не успел причинить особого вреда, — догадался Глеб. — Двинул разобраться окончательно и бесповоротно!
Последовала обрывистая пальба из пулемёта в упор. Пули ударили в голову крылатого монстра, и часть рикошетила. Пришлось добавить.
— Вот так тварь, — отметил лишний раз Глеб: с ними не всё так просто.
И какое бы чувство не испытывал к фашистам, а кроме ненависти ничего, поскольку корни его семьи уходили в блокадный Ленинград, где погибли родные по линии бабушки, а также иные по другим линиям во время той проклятой войны, теперь же приходилось отринуть всё прочь. Одному не выжить — требовалось найти помощь. Но опять же не у них, хотя, кто знает, что прояснит за счёт них, а выяснит, и, похоже, такое…
