"Здесь жизнь — это смерть, а смерть — искупление!"
"Если ад существует, то именно здесь!"
(Записки "мертвеца")
Пролог
— СМЕРТЬ —
— Ты чего гремишь по банке? Забыл о маскировке? — выдал напарник. — Или напомнить?
В ответ ни слова за исключением чавканья.
— Я к тебе обращаюсь, Лопух, ты этакий! И не надоело те жрать одну тушёнку?
— Можешь предложить нечто более существенное? — поинтересовался тот между делом, толкая очередную порцию свинины с жиром в рот, облизав демонстративно лезвие клинка, заменявшего ложку. Столовых приборов не было предусмотрено, как впрочем, и всего остального. Походная жизнь вынужденная. Спецназовцы сидели уже второй месяц безвылазно в горах. Работа такая — ликвидация лидеров бандформирований. И пока тихо. Нет, банды орудовали — "федералы" несли потери, но встревать с ними без нужды — приказа свыше — строжайше запрещено. А тут ещё и запас НЗ в виде банок тушёнки подходил к концу. И всё в сыром виде и сухомятку. Разве что дозволялось ходить к ручью и пополнять запас фляжек — не более. Ну и, разумеется, иной раз помыться при соответствующем охранении — один боец моется, иной прикрывает. Затем смена караула. То же самое касалось и "уборной". Туалетная бумага — листва кустарниковой растительности. В них и ходили. А отходы жизнедеятельности закапывали, маскируя сверху дёрном.
Взяв непродолжительную паузу, напарник намеренно отомстил Лопухину.
— Так и знал — травишь душу! — озлобился подельник, раздавив подошвой ботинка пустую жестяную банку из-под тушёнки, уменьшая в размерах "отходы". Оставалось убрать с глаз долой под землю с дёрном. И также точно притоптать.
— Почему же, — всё ещё тянул резину Рыков.
— А я говорю: сам не рычи — демаскируешь, — последовал ответ любезностью от Лопухина.
— Лопух и есть — те бы только поесть! Да ещё поспать, а потом и посра…
— Т-с-с… — уловил тот первым шумы, донёсшиеся до них извне. — Мы не одни!
— И что ты говоришь! А то я не в курсе, что нас здесь целых девять штук "чайников"! Точнее — восемь, а кипятильник один — он же наш командир! И опять куда-то запропастился, а с ним…
— Умолкни, — пригрозил Лопухин Рыкову клинком, взяв по-боевому.
— О как! И как ты можешь есть с него, когда столько глоток перерезал — и не баранам, а тех, кто пас их…
— Как ща некто из них нас! — рванул с места в карьер Лопухин.
Из-за куста послышалась возня.
— Засада!
— Бегу! Уже… — объявился с "ВАЛом" в руках Рыков. И не сдержался от ехидства. Лопухин навалился сверху на Газитуллина. — А чем это вы таким здесь занимаетесь? И явно не вольной борьбой, а…
— Заткнись! — выдал уже Газитуллин. — Лучше объясните мне, какая сволочь не убрала за собой мину?
— Что ты подразумеваешь под ней, Газ, а? — заинтересовался Рыков, став вполне серьёзен.
— Вот… — выкинул к нему ногу Газитуллин, выставляя напоказ подошву ботинка. На ней оказался листок и прилип за счёт того, что кто-то не убрал за собой то, что сейчас переваривал до того же состояния тушёнку Лопухин.
Рыков прыснул от смеха, не в силах сдержаться. И плевать хотел на конспирацию, поскольку изрядно пошумели, столкнувшись меж собой.
— …дерьмо!
— Оно… оно… — подтвердил Рыков.
— Убью… — не сдержался в свою очередь Лопухин, замахнувшись клинком на Газитуллина.
— Только через мой труп… — объявился…
— Командир!..
Бойцы вскочили, присоединившись к Рыкову.
— В очередь встать не забудь… — всё ещё не унялся Газитуллин, процедив сквозь сжатые зубы, шевеля едва заметно губами, обращаясь к Лопухину.
— Так я быстро — хачей порежу — и первым буду, а стану…
Командир выждал, пока бойцы закончат выяснение отношений.
— Чего на этот раз не поделили?
— Всё в поряде, ком, — заявил Рыков. Он был в ответе за "ревнивую" парочку. Оба являлись бойцами группы прикрытия, а сам старшим у них — почти командир. Но он в их отряде был один-единственный — Глеб.
— Лады, — уяснил Глыбин: и сам одичал. — Чего не поделили?
— Да так, ерунда, Глыба, — продолжал общение Рыков, не давая и слова вставить бойцам. — Как всегда без повода, а был бы — давно поубивали друг друга. Чё скажешь и желательно ободряющего? Есть стоящее дело?
— Вроде того…
— И…
— Отдыхайте и отъедайтесь, ни сегодня-завтра вылазка.
Лица бойцов просветлели — мрачные физиономии прорезали улыбки злорадства.
— Дикари… — лишний раз отметил про себя Глеб.
— А как насчёт пира? — напомнил Рыков, и про предложение Лопухину разнообразить меню. Тушёнка вещь незаменимая, особенно в полевых условиях на войне и даже сухие галеты к ней, но тёплая пища, а тем более лакомство — пища богов.
— В смысле? — замешкался Глеб, оставаясь чуть дольше при бойцах, чем планировал, поскольку собирался к ручью — умыться, напиться, и чуток забыться.
— Вареных раков. Их в ручье пруд пруди!
— Чё ты гонишь, Рык? Я лично их не заметил! — отметил в свою очередь Лопухин.
— Потому что лопух!
— Ещё подеритесь — на ножах, — вставился Газитуллин.
— Шёл бы ты, Газ…
— Это вызов?
— Ага, за Буром. И куда запропастился этот чурка? Опять где-то рыщет, оставляя следы! Одно слово — охотник! А потом жрёт ни хрен знает чё, так ещё и в сыром виде, маньяк!
— С солью!
— Во-во и в кровь добавляет, когда пьёт! Глисты замучают!
— Сам зубами не скрипи, точно они тебя точат изнутри!
— Ну вы тут не скучайте, а я на водопой, — напомнил Глеб о своём присутствии.
Разложение морального облика воинов диверсионного отряда было на лицо.
— Я с тобой, — присоединился Рыков.
— Неужто раков собрался ловить? Их ещё попробуй найди!
— Да ты чё, Глыба, — обратился тот к командиру по-дружески, позабыв о субординации. — Они же везде, как и те, кто не прочь бы нас отловить с тем же успехом.
Вскоре он продемонстрировал на деле собственные слова — поднял камень и…
— Рак…
Членистоногое выставило клешни. За одну и ухватил его Рыков, продолжив переворачивать клинком камни покрупнее. Не везде встречались "деликатесы", но довольно часто. Про улиток с ракушками в кулак и вовсе речи ни шло — зато было море. Но наш человек не привык к ним как к деликатесу стран входящих в блок НАТО. И обзывали его на свой лад — хрянцузкий конфуз. Хотя бурят разнообразил ими своё меню. Лопухин решил повторить и… трещал затем целую ночь на всю округу. Казалось, содрогаются горы. Рыков и тогда отличился, хватаясь за противогаз, изображая химическую атаку газами, журя Газитуллина: мол, тот Газ, а им воздух отравляет Лопух. Даже утром в качестве жертв его ночной "канонады" привёл пару птичек, оказавшихся в последствии по выяснении обстоятельств птенцами, выпавшими из гнезда.
