но тех, кого я хорошо изучил, можно бить в уязвимые точки, чем я и займусь. А теперь твой урок, можешь расстрелять три десятка патронов, начни с положения лёжа. Стрелять будем на сто ярдов, потом на двести. Там на прицеле есть специальные деления…
Стрелять Бутч любил, но дядя не стал затягивать с уроками. Время подходило, следовало садиться в повозку и отправляться на станцию, а уже там пересесть на поезд и ехать в город Вернель, откуда было рукой подать до Пятна.
Провожать его вышла вся семья, мать и три сестры. Соседи тоже выглядывали из-за заборов. Сёстры смотрели с уважением и любовью, мать утирала слёзы платком, да периодически порывалась прижать ребёнка к себе. Когда это не удавалось, она прижималась к груди брата и о чём-то его слёзно просила.
Сцена эта могла затянуться надолго, вот только нанятый извозчик сообщил, что деньги ему платят не за время, а за доставку людей и груза, а потому стоять некогда. Ещё раз обняв всех своих, они забросили пожитки в коляску, а следом и сами запрыгнули туда. Извозчик стегнул лошадей вожжами, те недовольно фыркнули, но тут же бодро тронулись вперёд, оставляя родной город Бутча таять в лёгкой пыльной дымке.
Дядя всю дорогу молчал, думая о чём-то своём. Бутч не задавал вопросов, знал, что бесполезно. Дядя явно хочет сообщить ему что-то важное, но для этого не пришло время. Пока он знает то, что ему положено знать. Собственно, можно было и оружие с собой не тащить, пострелять могли и на месте, но дядя знал, как сильно Бутч любит это занятие. Сомневался в его решимости? Может быть.
Дальше развивать эту тему Бутч не стал, не стоит сомневаться в благоразумности дяди, он прожил долгую жизнь, а последние годы регулярно рисковал собой. Можно предположить, что дядя что-то знает. Что-то такое, чего не знают другие.
Плюнув на эти мысли, парень сосредоточился на созерцании окрестностей. Он редко выбирался из дома, а выезжать на станцию приходилось всего раз пять за шестнадцать лет жизни. Пейзаж был однообразным, сплошные поля, пшеница и кукуруза, кукуруза и пшеница, а чуть дальше, после реки, которую они пересекут по мосту, начинается лес. Его до сих пор не срубили, поскольку эта земля ничейная. То есть, ничейной земли не бывает, земля эта принадлежит железнодорожным магнатам, правительство выделяло землю под постройку пути не в виде шести ярдов, требующихся под насыпь, а в виде полноценной полосы. Десять миль справа и десять миль слева. А дорога пересекала всю страну с востока на запад, да ещё имела кучу ответвлений на север и юг. Путестроители таким образом в одночасье сделались крупнейшими землевладельцами, но вот полноценно распахать эту землю, застроить жильём или просто сдать в аренду у них не доходили руки. Поэтому оставили, как есть, то есть под лесом, который рубить строго запрещалось.
Перебравшись через мост, они повернули на запад, несколько часов двигались параллельно железнодорожному пути, после чего въехали в небольшой городок, знаменитый своей станцией и ничем более. Назывался он Зелёной Балкой, а всё население так или иначе работало на станции или около неё.
— Сколько там времени? — неожиданно спросил дядя, протягивая извозчику купюру приличного достоинства.
Бутч хотел ответить, что понятия не имеет, но вспомнил о подарке дяди, взглянул на часы, после чего выдал:
— Без четверти два, пообедаем?
— Нет, — дядя отрицательно покачал головой. — Поезд должен быть вот-вот. Если голоден, возьми себе пару пирожков и бутылку лимонада.
С этими словами он протянул племяннику купюру в двадцать талеров. Немало, отец и за месяц не всегда столько зарабатывал. А тут просто так, походя, выдал на расходы. Дядя остался ожидать поезда, а племянник помчался покупать пирожки. Пирожков не оказалось, зато смог купить полтора фунта ветчины, свежие булочки и бутылку лимонада. Подумав, взял ещё бутылку тёмного пива для дяди, он такое любит, а по пути обязательно захочет пить. Прикинув, что денег ещё много, а дорога займёт несколько часов, купил коробку печенья и пару яблок, яблоки были зелёные, но он такие любил больше.
— Я готов, — сказал он, подбегая к стоявшему на перроне родственнику.
Дядя повернул голову, странно, он как будто изменился после того, как они отъехали от дома, стал более замкнутым, молчаливым и неимоверно спокойным. Бутч протянул ему оставшиеся деньги, но тот только махнул рукой.
— Мы едва не опоздали, — он указал рукой на прибывающий поезд, который обдал мощной струёй пара всё, что было поблизости. — Хватай мешки, идём.
Билеты им продали, пусть и не в первый класс, но и не в общий вагон, где постоянная давка и накурено. По крайней мере, здесь имелось место для сидения, и было, куда поставить вещи. Бутч, едва поезд тронулся, тут же извлёк купленные запасы и стал готовить обед, вкладывая ломти ветчины между разрезанной напополам булкой. Первый бутерброд протянул дяде, тот, что удивительно, отказываться не стал. А бутылка пива и вовсе удостоилась кивка благодарности.
— Я знаю, ты любишь, — с улыбкой сказал Бутч. — Дядя Джей, а можно спросить?
— Валяй.
— Что-то не так? С тех пор, как мы выехали, ты как будто в спячку впал, почти не разговариваешь, смотришь в одну точку, если бы я не напомнил, ты бы и поесть забыл, так ведь. Или мне кажется?
— Нет, — дядя приложился к пиву. — Не кажется, всё так и есть, просто это профессиональное. Так уж получилось, что человек моей профессии должен быть готов в любой момент переключиться на бой, постоянное ожидание боя куда тяжелее, чем сам бой. Оттого и привычка всегда, когда вокруг нет врагов, впадать в эту, как ты её назвал, спячку. Старые охотники на нечисть почти всегда такие. Я даже, в бытность мою студентом, слышал от профессоров умное слово, обозначающее таких людей. Флегматик. Такой вот аморфный тип без всяких эмоций, тело просто бережёт энергию, но в случае необходимости, не пройдёт и секунды, как я вскочу с этого места и начну палить из пистолета. Но, если причины для такого нет, организм просто замедляется. Кстати, спасибо за пиво.
Больше они не разговаривали, а Бутч старательно
