крови, разрезал путы, стягивавшие руки и ноги пленника. Когда я поднялся, держа их в руке, Рессенс целилась в меня из револьвера, держа его на уровне пояса. Я замер, глядя в чёрное дуло. Нет, барьер на месте, и мне ничего не грозит, но почему женщина вдруг решила избавиться от меня?
— Объясни, почему грабитель не мог застрелить двоих, — потребовала Рессенс.
То есть, я ещё должен сам придумать причину меня не убивать?! Ладно, подыграем.
— А кто тогда убил его?
— Я, — ответила женщина.
— Ты отобрала у него оружие? — я заставил себя иронически усмехнуться. — В это никто не поверит. Кроме того, прошло слишком много времени между выстрелами.
— Мне бы поверили, — задумчиво проговорила Рессенс. — Зачем мне врать?
Но револьвер опустила.
— Ладно, не будем усложнять, — сказала она. — В конце концов, ты выполнил нашу договорённость. Так или иначе.
Она присела, аккуратно положила пистолет на пол и направилась к двери.
— О, боже! — закричала Рессенс, распахнув её и бросаясь на грудь перепугавшемуся портье. — Они убиты! Зовите полицию, умоляю! — и она разрыдалась, вцепившись ногтями в лацканы ливреи.
Я заметил, что за спиной портье уже маячат встревоженные постояльцы из соседних номеров. Что ж, похоже, мне в этом спектакле отведена роль статиста. Оно и к лучшему. Я подошёл к столу, вылил остатки коньяка в стакан и залпом выпил. Терпеть его не могу, но ничего другого всё равно нет. Алкоголь проскочил в желудок, обжёг и растёкся приятным теплом. Я вытянул руку. Пальцы не дрожали. Отлично.
Развернувшись, я подошёл к двери, где истерично рыдала Рессенс, и, обхватив женщину за подрагивающие плечи, мягко, но решительно оторвал от груди растерянного портье.
— Ну-ну, дорогая! — проговорил я. — Нужно быть сильной! Такое несчастье, такая потеря, я всё понимаю, однако ничего не поделаешь. Такова жизнь.
Я проводил Рессенс до дивана и бережно усадил, а затем вышел в коридор.
— Я слышал выстрелы, — портье уже успел заглянуть в номер и видел два распростёртых тела.
Лицо у него было бледное, глаза испуганно бегали.
— Грабитель, — сказал я. — Нужно вызвать полицию. Немедленно.
— А где… грабитель?
— Вот этот, — я указал на коротышку. — Застрелен во время борьбы за револьвер. — Кажется, я видел его сегодня за ужином в ресторане «Герцогини».
Когда смысл слов дошёл до портье, он едва не лишился чувств. Даже покачнулся, так что пришлось подхватить его под руку.
— Вы хотите сказать, что он один из постояльцев нашей гостиницы?! — слабым голосом пролепетал портье.
— Боюсь, что так, — ответил я. — Наверное, стоит связаться с управляющим.
Служащий вяло кивнул, а затем, сорвавшись с места, бросился по коридору.
— Прошу разойтись, господа, — сказал я собравшимся постояльцам. — Скоро прибудет полиция.
Упрашивать никого не было нужды. Один только назвался врачом и спросил, не требуется ли кому-нибудь помощь.
— Не беспокойтесь, я позабочусь о женщине, — ответил я и закрыл дверь.
Впрочем, я не сомневался, что Рессенс в состоянии сама о себе позаботиться.
— Давай ещё раз проговорим, что здесь произошло, — сказала она, едва я сел рядом с ней на диван.
Я вспомнил направленное на меня дуло револьвера. Рессенс убила бы меня, если б могла свалить эту смерть на грабителя. Вернее, попыталась бы.
— Ты слышишь? — женщина потрогала меня за плечо. — Скоро приедет полиция. Нужно рассказать всё правильно.
— Да, — кивнул я, смерив её холодным взглядом. — Говори, я всё запомню.
— Уж постарайся! Итак, мы втроём сидели и разговаривали. Старые добрые знакомые. Ты пригласил нас в гости, и мы с братом приехали. Познакомились мы…
Рессенс оказалась права: в полиции ей поверили. Каждому слову. Я только подписал показания и был свободен.
Люст ничего не рассказывал о том, какая судьба постигла подельников коротышки, но я не сомневался, что немец сделал всё в лучшем виде, и троица в чёрном больше никого не побеспокоит.
Прощания с Рессенс не получилось. Она уехала вступать в права наследования, оставив для меня причитающуюся сумму. Её передал мне Люст, для которого Рессенс сочинила сказку о чудом освободившемся коротышке, добравшемся до пистолета и умерщвлённом затем отважным мной. Кажется, его эта версия событий вполне устроила, хотя он и был слегка расстроен смертью Теда Рессенса.
Немец отвёз меня на пристань, где ждал идущий до Лондона теплоход. В новом саквояже крокодильей кожи, помимо смены белья, лежали тугие пачки банкнот. В руке я держал трость из чёрного полированного дерева — с таким же опасным сюрпризом, каким удивил меня недавно «медведь». Я приобрёл её перед выездом — просто на всякий случай. Опыт последних недель показывал, что, даже если ты не собираешься никого убивать, иногда случается так, что лучше иметь под рукой оружие, и желательно в ассортименте. Алхимия — это, конечно, здорово, однако и старые средства могут спасти тебе жизнь.
На прощанье Люст вручил мне томик с сочинениями Оскара Уйальда.
— Жаль, мы не успель познакомиться ближе, — сказал он. — Но вы иметь мой адрес. Пишите в любой время.
Адреса я не знал, писать не собирался, но из вежливости кивнул, чем, кажется, весьма обрадовал немца.
Люст проводил меня до трапа, проследил, как я поднимаюсь на борт, как отчаливает теплоход, и лишь затем ушёл.
Сидя в каюте первого класса на бархатном диване и следя за минутной стрелкой часов, я вспоминал последний разговор с Рессенс. Мы ужинали в клинике при свете канделябров и потрескивающего камина.
— Что за операции проводил твой брат? За что такие, как фон Раскуль, готовы платить по сто тысяч?
— Гораздо больше, — ответила Рессенс, разрезая серебряным ножиком индейку. — Но не об этом речь. Понимаю твой интерес и, так и быть, удовлетворю его, — она сделала глоток «Токайского». — Тед проводил исследования в области омолаживания организма и достиг значительных успехов. Я говорю не об операциях вроде натягивания кожи на лице — чем, например, занимается в своём замке Элиас Улаффсон — а о настоящих изменениях, о второй молодости. Кажется, дело в гормонах, но я не уверена. Может, Тед использовал какую-то новейшую методику. Иногда мне казалось, что она связана чуть
