директива по воинским частям непременно обшаривать подобные места и проверять их насчет «Вервольфа». Старые замки — лучшее место для этих паршивцев, есть где затаиться.
— Можно подумать, что они после сюда вернуться не могли, — проворчал еле слышно капитан, переглянувшись со своим напарником. — Ивушкин, ты посередь двора не вставай, ясно? Мы там как на ладони будем. Ночь-то она ночь, но хороший снайпер и в потемках отработает по цели как надо.
Между тем сержант Лири оказался прав — его соплеменники успели здесь побывать. На огромном замковом дворе обнаружились два сгоревших немецких грузовика, продырявленный как сито «хорьх», а также разнообразный мусор, вроде бинтов, газет и гильз. Мало того — когда Алексахин вылез из машины, которую Саня приткнул под навес у одной из стен, под его ногами брякнул металл. Это был автомат, причем, похоже, совершенно исправный и готовый к стрельбе.
— Весело. — Вязовой щелкнул предохранителем своего «ППШ». — Похоже, тут прямо бой был.
— Может, какая из разбитых частей хотела пересидеть какое-то время, понять, чем дело кончится? — предположил водитель. — А что, место удобное, оборону держать можно долго.
— Оно и видно, — не без язвительности заметил второй «смершевец», поднимая «МП-40». — До сих пор сопротивляются.
— Радуйся, что это не так, — хлопнул его по плечу капитан. — Нам же лучше. Ну засели бы они тут, и что? Мы бы ввосьмером отсюда их выкуривать начали? А так — тишина и пустота.
— Дим, а как мы его тут искать-то станем? — немного растерянно осведомился у напарника Вязовой. — А? Мне как-то все по-другому рисовалось, проще. Сейчас вот смотрю на эту махину и понимаю — здесь дивизия нужна. Четыре этажа, каждый комнат по… Не знаю, но наверняка помногу. А нас восемь человек всего.
— Ага, — согласился с ним Алексахин. — Не меньше. Но комнаты — это ерунда, надо просто обшаривать этаж за этажом, перед тем блокируя все выходы. Другое плохо — в таких замках тайные ходы есть, и если не знаешь, где они точно, то сроду их не найдешь. Какие по замку петляют, а какие и за его пределы ведут. Вон с той стороны река течет, наверняка один из них к берегу выводит. А там на лодку — и пиши пропало. Опять же — этажи этажами, но тут и подвал есть, его так просто, как лестницы, не заблокируешь.
— Что за уныние, господа офицеры? — строго осведомился капитан. — Рассветет — пойдем внутрь, начнем прочесывать здание. Время терять жаль, но в темноте там все равно делать нечего.
— Май на дворе, светает быстро, — согласился с ним его коллега. — Чего тут ждать осталось? Можно даже перекусить и покемарить маленько, если есть желание. Ивушкин, ты первый в караул, через два часа меня разбудишь. Саш, переведи американцам, о чем мы речь ведем.
Сержант выслушал капитана, согласно покивал, сказал что-то своим солдатам, и те мигом достали из машины по банке с консервированной колбасой и пачке галет. Что-что, а перекусить союзники всегда были «за». И даже когда они не ели, все одно жевали странную штуку, чем-то похожую на густую сосновую смолу, только не такую пахучую и белую. Они своих спутников несколько раз этой штукой, носящей имя «бабл гам», угощали, но те после первой же пробы от нее отказывались.
Минут через двадцать большая часть отряда уже дремала, причем американцы, казалось, и во сне продолжили жевать свой «бабл гам». Ивушкин тоже было начал клевать носом, потому начал ходить туда-сюда вдоль машин, время от времени протяжно зевая и с завистью поглядывая на бодрствующего Алексахина.
Тому не спалось. Вроде бы и устал он от дороги так же, как остальные, и глаза поначалу слипались, а в результате сидел Дмитрий, смотрел на ночное небо, дымил сигаретой из подаренной Лири пачки желтого цвета, на которой был нарисован верблюд, раздумывал над тем, что это за вещь такая, ради которой Функе решил рискнуть свободой и даже жизнью. Ну не мог он не знать, что его напарник все выложит, когда его прижмут к стенке.
А может, они ошиблись? Может, чертов фашист пустил их по ложному следу, заранее предвидя подобное? В смысле, что он изначально своему спутнику назвал совсем не то место, куда собирался. Ясно же, что держал он того офицера при себе не из дружеских побуждений, а исключительно для подстраховки, поскольку в бою два пистолета всегда лучше, чем один. А правду ему знать и ни к чему. Попади же он в плен, так еще и врага с толку сбить можно.
Вот и сбил. Они здесь сидят, а Функе сейчас, например, где-то в Вестфалии. Или Саксонии.
Житомирский, когда про это все узнает, будет рвать и метать. Ну а как? Держать почти в руках того, кто убил трех сотрудников отдела, и все же упустить. Это не просто обидно. Это непростительно.
Алексахин сделал еще одну затяжку, бросил окурок на камни двора и растоптал его носком сапога.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился к нему Ивушкин. — Вы не глянете вон туда? Я просто понять не могу — это мне мерещится, или там на самом деле что-то происходит? Вон в той башне? Словно точка красная светится.
Дмитрий подошел к солдату, уставился туда, куда тот пальцем указывал, и почти сразу ощутил неприятный холодок внизу живота. Нет, это был не страх. Просто так уж он устроен, перед дракой, боем или какими-то неприятностями всегда приходило такое чувство. Оно являлось эдакой сигнальной ракетой, сообщающей солдатам, что пришло время атаки.
— Нет, Саня, не кажется. — Алексахин уставился на красную точку, которая нахально подмигивала ему с верхней площадки самой высокой из трех замковых башен, становясь все больше и больше. — Светится. Буди ребят, не нравится мне это все.
А еще к нему пришла уверенность в том, что там, наверху, засел тот, за кем они сюда пришли. Плохо было, что и Функе был в курсе того, что в замок по его душу заявились русские. Почему? Ну, а чего ради проезжающие мимо военные задумают ночевать во дворе, рядом с военной техникой, если чуть подальше имеется деревня, где найдутся еда, шнапс и грудастые девки? Значит, это за ним прикатили.
И он не стал ждать утра, когда прибывшие начнут обшаривать замок. Он решил ударить первым, вопрос только как? Но вряд ли их обрадует ответ, ибо смекалки и знаний Функе не занимать.
— Горит, — потирая глаза, пробормотал Семен. — Это он?
— Наверняка, — кивнул Алексахин.
Красный огонек мигнул еще раз, особенно ярко, после на башне полыхнуло белое пламя, языки которого, казалось, воткнулись
