но факт был налицо. Хотя, может, Арата просто не хотел связываться с Като Шином. Политрук провёл с ним несколько разъяснительных бесед, как шепнул мне Исама. Откуда он об этом знал — без понятия. Но слухами земля полнится.
В конце учебного дня я отправился на приём к психологу. Исама обещал меня дождаться. Мы планировали сходить с ним и другими моими друзьями в клуб «Окимоно» немного позависать.
Маэда Ран кивнула, когда я вошёл, и указала на стул, на котором я уже провёл во время наших встреч не один час.
— Кадет Исикава, мне доложили, что вы пропускали занятия. Видела вашу объяснительную, но скажу прямо: она меня не убедила.
— Мне очень жаль, Маэда-доно, — ответил я, видя, что девушка сделала паузу и ждёт.
— У вас проблемы? Что-то мешает вам посещать занятия?
— Нет, офицер. Я надеюсь, что подобное не повторится.
— Я тоже надеюсь. Просто хочу сказать, что мы на стороне наших студентов. И, если вам нужна или понадобится помощь, прошу, не затягивая, обращаться ко мне. Или к вашему куратору.
— Спасибо, Маэда-доно. Я так и сделаю.
— Значит, сейчас вас ничего не беспокоит?
— Нет, я прекрасно себя чувствую.
Выражение лица психолога говорило о том, что она сомневается в моей искренности.
— Что ж, ладно. Тогда я вас не задерживаю. Можете быть свободны, кадет Исикава.
— Спасибо, Маэда-доно.
Когда я явился на парковку, Исама удивился.
— Что, уже всё?! Так быстро?
— Да, хотела узнать, нет ли у меня проблем, мешающих посещать занятия. Ещё немного, и меня запишут в прогульщики.
— Надеюсь, нет.
— Ну, я не планирую пропускать занятия.
— Ладно, что у нас сейчас по плану?
— Сейчас едем домой. А часов в семь отправимся в «Окимоно».
— Отлично. Как раз успею сделать домашку. Можем вместе, если хочешь.
— Давай.
Мы довольно часто так делали. Иногда у меня, иногда — у Исамы. Он был более усидчивым и вообще, мог считаться педантом. Впрочем, как большинство студентов. Видимо, это у японцев в менталитете.
Еду мы заказали на дом. Я взял моцунабэ — знаменитое и очень популярное блюдо, родиной которого считается Фукуоки, порт на острове Кюсю. Говядину и свинину готовят в кастрюле с капустой и луком-пореем. Затем добавляют рис или лапшу. Я взял с рисом. Также заказал обжаренного на углях угря в соевом и сладком соусах. Это блюдо я употреблял по методу города Нагоя, который называется хицумабуси: в рис, который подётся с угрём, наливают чай, а затем уже съедают.
Около семи я собрался звонить Фудо, чтобы договориться о встрече в клубе, но приятель опередил меня.
— Алло! — проговорил я, отвечая на вызов. — Готов сегодня отжечь?!
Ответ ошарашил меня:
— Кенджи, Хироки в больнице! Я еду туда! Врач сказал, что он очень плох!
Я замер от неожиданности.
— Что случилось?!
— Это его проклятый бой! Его здорово покалечили!
— У Хироки сегодня был бой?!
— Да, как оказалось. Он не говорил. Думаю, потому что бой подпольный.
Я и не знал, что Хироки участвует в таких.
— Ты приедешь в больницу?
— Само собой. Скидывай адрес.
— Встретимся там.
Фудо отключился.
— В чём дело? — насторожился Исама.
— Хироки… Ты его помнишь, рыжий такой…
— Да, конечно. Что с ним?
— Похоже, ему здорово досталось на ринге.
— Он боец?
— Да. Надо ехать в больницу.
— Я с тобой!
— Конечно, если хочешь.
Смартфон пиликнул: Фудо скинул адрес.
Когда мы подкатили к больнице, я сразу заметил толстяка. Он сидел, понурившись, на бордюре. Увидев нас, вскочил. По круглому лицу катились слёзы.
— Ну, как он?! — спросил я, подходя. — В реанимации?
Фудо замотал головой.
— Уже нет!
— В каком смысле?!
— Кенджи, Хироки умер!
Похороны в Японии проводятся чаще всего по буддистскому обряду. Я не присутсвовал на прощании, которое проводилось в похоронной компании, в специальном помещении, название которого переводится как «отель для мёртвых», и на ритуале хонцуя, в течение которого родственники Хироки поддерживали гопение свечей и ароматических палочек возле его тела, обходясь без сна и вознося молитвы. Как я узнал на похоронах, нашему другу было присвоено посмертное имя Иуоо. Это необходимо чтобы не тревожить дух умершего, когда родственники станут произносить его настоящее имя.
Нас посадили чуть поодаль гроба, а члены семьи Хироки расположились подле него. Священник читал сутры. На столике лежали конверты с траурными деньгами, которые принято дарить родственникам покойного. Был среди них и мой.
Хироки лежал, как принято в Японии, в чёрном костюме. На ногах — гетры и соломенные тапочки. В руках — чётки. Лицо Хироки было повёрнуто на запад, ибо тело Будды лежало в такой позе после смерти, а дух умершего уподобляется ему, достигая просветления. Кстати, по этой причине выражение «стать Буддой» служит эвфемизмом слова «умереть». В гроб также кладут шесть монет, чтобы покойный мог расплатиться за переправу через реку мёртвых Сандзу.
По знаку священника каждый из присутствующих трижды воскурил церемониальные благовония. Затем мы возложили цветы на плечи Хироки. Гроб накрыли крышкой, и каждому члену семьи выдали по гвоздю. Нужно было забить его, используя камень. Если удастся с одного-двух ударов, значит, ждёт удача. После того, как все гвозди были загнаны в крышку, её накрыли золотистой тканью. Гроб погрузили на тележку и увезли в крематорий. Нас же пригласили в зал, где подавали чай. Там же родственники вскрыли конверты с деньгами и раздали присутствующим четверть от полученной суммы. Затем пришло время делиться историями о покойном. Желательно — весёлыми. У меня такой не было, так что пришлось рассказать то, что помнил. Отделался общими фразами.
Хироки не был мне близким другом. Мы встречались в компании — не более. Но его неожиданная смерть и похороны выбили меня из колеи. Во-первых, потому что он был молод. Моложе, чем я, когда умер и возродился. Во-вторых, потому что это были первые похороны, на которых я присутствовал в этом мире. И они напомнили мне о том, что и здесь жизнь не вечна. И однажды конец настанет. Хорошо, если не скоро, а не как у Хироки.
В общем, настроение у меня было поганое.
Часа через полтора кремация закончилась, и родственников
