– А что тут такого? – удивился Виктор. – Сложно красивую девушку нарисовать? Лицо, если хочешь, свое изобрази, будет красиво. Себя не хочешь – нарисуй любую другую красавицу.
– Я такое не могу. – Лена даже покраснела.
– Ну а что здесь сложного? Русалка обыкновенная…
– Но она же голая…
– Э-э. – Виктор впал в ступор. – Ну и что? Разве это голая? Там только си… э-э… грудь… Ты же такое уж явно видела. – Сказав это, смутился уже Виктор – своими формами художница напоминала гладильную доску.
– Я не знаю. – Лена явно растерялась.
– Слушай, да я заплачу, или, может, надо чего? Достану…
Уговаривал он художницу долго и все-таки добился своего. Договорившись, он уже собирался идти обратно, как на улице вдруг пошел дождь. Пришлось задержаться.
– А чего это наши летчики намокнуть боятся? Сахарные стали? – язвительно спросила Майя, оружейница из первой эскадрильи. Виктор тяжко вздохнул. Бойкая и задиристая Майя Веретельникова была известной полковой острословкой. Она в любом споре всегда оставляла за собой последнее слово и никому не давала спуску. Поговаривали, что она пару раз ругалась даже с Шубиным, а замполит боялся ее как огня. До армии она уже успела побывать замужем и была куда опытней, чем большинство ее однополчанок. Сейчас она лежала на нарах, укрывшись одеялом, и своими черными змеиными глазами изучала Саблина.
– Майка, спи уже, – ответил Виктор.
– Да с кем тут спать? – делано возмутилась она. – Покажи мне мужика нормального!
– Ой, напросишься, Майка, ой, напросишься, – засмеялся он.
– Да когда уже? – Она окинула Виктора полным ехидства взглядом. – Только ты для меня староват будешь. Или ты потому и бороду сбрил, что молодишься? – спросила Майя. – Ты седину-то ваксой натирай сапожной. Хоть и старый, а чернявеньким будешь – за жениха сойдешь. Тут тебе и невесту подберем заодно, глянь, какие девки вокруг…
В бараке послышался откровенный смех, а Виктор подумал, что дождь не такой уж и сильный и насквозь промочить не успеет.
– Чего это наш дед замолчал, – снова засмеялась Майя, – испугался?
– Чего мне тебя бояться? – удивился Саблин.
– Тогда сыпь на тюфяк, – она чуть сдвинула одеяло в сторону и на пару секунд продемонстрировала Виктору живот и крупные голые груди, – и мокнуть не придется.
– Эх, Майка, – голос у него едва не дал петуха, – не могу сейчас. Вот завтра пойдешь в караул, приду ночью проверять – доставлю хоть тридцать три удовольствия сразу.
– Совсем наш дед плох стал, – засмеялась та, – ничего уже не может, ничего уже не помнит. Как с таким жить-то? Я ведь завтра в караул не иду.
– Я постараюсь, чтобы пошла, – буркнул Виктор и, оставляя за собой последнее слово, пулей вылетел из барака. Становиться предметом обсуждения доброй полусотни злых девичьих языков не хотелось.
Рисунок получился что надо, на творение художницы сбежался посмотреть весь полк. А смотреть там было на что: Лена нарисовала выныривающую из воды русалку, держащую в руках красную звезду на голубой, цвета неба, ленте. Идущие чуть выше два ряда красных звезд – отметки о победах – дополняли картину. Русалка вышла как живая, она словно застыла в движении, разлетались брызги морской воды, мокрые волосы налипли на плечи. Но больше всего народ впечатлили ее обнаженные груди. Лена, видимо, реализовала все свои комплексы, и огромные буфера (по-другому не скажешь), наверное, пятого или шестого размера, вопреки всяким законам физики задорно торчали вверх.
– Срамота, – сплюнул Палыч, когда увидел законченное творение. Оля мило покраснела, а Зине, такое впечатление, что все было по барабану.
Моментально началось стихийное паломничество. Сперва народ просто смотрел, потом подключили начальника разведки, и началось фотографирование. Техники, летчики – все хотели иметь свою фотографию на фоне такой примечательной машины. Виктор, на правах хозяина самолета, сфотографировался первым. Прекратил такое безобразие командир полка. Шубин долго рассматривал рисунок, потом одним взмахом руки разогнав всех, поманил пальцем Виктора.
– Витька, – грустно сказал он, – ты чего творишь, тута? В штабе замполит ножками сучит, все стены слюной забрызгал. Левушкин ваш уже ногти сгрыз, я уж не знаю почему, а крайний опять, тута, Саблин.
– Так, а что здесь такого? – удивился Виктор. – Простой рисунок. Ведь красиво же, правда?
– Ты скажешь, красиво, – вздохнул командир, – а другой скажет – порнография. А третий, тута, напишет. Смекнул?
Виктор промолчал.
– Я вот не пойму, на хрена оно, тута, тебе надо? – продолжил Шубин. – О тебе Родина заботится, хе-хе, в полк столько девок красивых напихала, а ты всякую херню на самолете малюешь. Неужто никого себе найти не можешь? Ладно, раньше, когда на пару полков было с пяток девах из БАО, так теперь их с полсотни. Да ты помани, половина побежит…
– Да не надо мне, Дмитрий Михайлович, у меня невеста есть.
– Невеста, тута, и не узнает ничего, а у тебя дурь из башки пропадет…
– Не хочу я. Она там ребенка ждет, а я тут буду…
– Невеста в Саратове? – спросил Шубин. Услышав ответ, закрыл лицо рукой. – Ой, тута, дурак, – протянул он. – Это ты за те увольнительные успел?
Виктор кивнул. Командир задумался, а потом вдруг начал смеяться.
– Я тебя, Витя, не тому учил, – хихикал он. – Я учил маневрировать, стрелять, сбивать… а надо было, тута, научить, как на бабу правильно залазить. Это ж надо умудриться: всего три дня, тута, свободы было, а уже сострогал! – он уже не смеялся, а хохотал: – Вот только… только… как учить-то? С наглядными пособиями хреново. Уф-ф.
Виктору было не до смеха, но он все же улыбнулся.
– Буржуи, – сказал он, правда не уточняя, где и когда, – вполне себе выпускают баб резиновых. Надувных. Для этих целей.
– Правда? – Шубин затрясся в беззвучном хохоте, хлопая себя по бедрам. – Надо… надо такую затрофеить. Тута, пополнение молодое вводить… вводить. – Он снова сложился в приступе смеха. Потом кое-как отдышался, вытер выступившие слезы, протянул: – Ну, ты, Витя, дал. Уф-ф.
– В общем, то, что я тебе говорил, забудь! Считай, что ничего не говорил. Но головой своей, тута, подумай, ясно? К невесте небось рвешься, да?
Виктор снова кивнул.
– Отправить тебя, тута, не могу, но если будет какая оказия – вдруг за самолетами пошлют, то ты будешь первый кандидат. А с этой… – командир вновь глянул на рисунок и задумался, – ишь, сисястая какая. Ну, приодень ее, что ли…
* * *
…Данильчук, техник из первой эскадрильи, лихо наяривал на своей гармони. Пальцы его быстро перебирали по клавишам, меха раздувались, и затейливая мелодия заполняла темный просторный сарай. От неровного света коптилок на стены ложились причудливые тени танцующих людей, столбом стояла пыль, звенел смех. Полк плясал.
