Бульдозерные клиновые ножи «артштурмов» с легкостью выдергивали колья, натянув на себя колючую проволоку, а бронеходы на ходу подминали заграждения под гусеницы и вдавливали их в грунт. Пять самоходок без единого выстрела за считаные минуты ликвидировали не проходимую для пехоты преграду и, переваливаясь с боку на бок, покатили по лунному пейзажу нейтральной полосы к избиваемым бригадной артиллерией проволочным заграждениям противника.
Республиканцы по моим коробочкам открыли огонь, из чего только смогли. Линия первой траншеи расцветилась огненными звездочками ружейно-пулеметного огня. Проявили себя во всей красе республиканские стрелки, и особенно пулеметчики, которые моментально получали увесистый «подарок» по навесной траектории от двух наших минометов. А девять гаубиц, дружно рявкнув, добавили гостинцев.
«Артштурмы» редкими выстрелами с коротких остановок практически в упор подавляли недобитые минометчиками пулеметные гнезда обороны республиканцев. Звук выстрела короткой горной пушки характерно отличался от звука выстрела длинной «коломбины» и от трехдюймовок противника. А тем более от стука по ушам четырехдюймовой гаубицы. Я уже на слух определял, кто и откуда стреляет.
Огненный вал разрывов снарядов перекатился через первую траншею противника и ушел вглубь его обороны. Штурмовики, огибая бронированные тушки «артштурмов», кинув в траншею по ручной гранате, прыгали в нее, переждав взрывы, по сравнению с выстрелами артиллерии более похожими на хлопки. Следом донеслись до командного пункта характерные короткие очереди пистолетов-пулеметов. Пошла зачистка…
– Полковник, ваш выход, – сказал я, не отрываясь от перископа.
– Служим императору и отечеству, – откликнулся он и потребовал себе телефон для связи с комбатами.
Через три минуты в передовых траншеях раздались свистки офицеров, и пехотинцы, выпрыгнув по лестницам на бруствер, дружно побежали в атаку густыми цепями. Только штыки блестели на солнце, указывая рубежи, до которых они добежали. В своих новомодных касках «от Лозе» они были похожи на карикатурных рослых вьетконговцев.
– Приданному пехотному полку занять наши траншеи, – приказал я, и телефонисты стали дублировать приказание, прикрывая трубки аппаратов от грохота боя.
Тыловые ходы сообщений быстро заполнялись солдатами тактического резерва, которым давно уже надоело ждать хоть чего-нибудь. Ждать в эшелонах. Ждать в лесу. Ждать в тыловых укрытиях под обстрелом. Ждать, когда штурмовики зачистят вражеские траншеи. Так что смена полков на позициях прошла быстро. Не сказать чтобы четко, но вполне приемлемо.
«Артштурмы» уже катили ко второй траншее, и за ними поспешали огемские саперы-штурмовики второй волны. Первая волна уже вовсю резвилась в первой траншее, выкуривая врага из блиндажей ручными гранатами и сходясь с остатками вражеских солдат в рукопашной схватке. Да, что есть, то есть, хорошо их Аршфорт надрессировал на Щеттинпорте.
Дальности пушек «коломбин» хватало на всю глубину прорыва, и я их не сдергивал с места. Тем более что вражеская шрапнель нет-нет да и давала в небе белесое облачко с характерным хлопком. Правда, все реже.
В перископ было видно, как республиканские солдаты, выскакивая из второй траншеи, сломя голову бегут в свой тыл по открытому пространству, попадая под разрывы огненного вала. Бежали не только в тыл, но и в стороны и даже навстречу нашей пехоте, бросая оружие, на ходу поднимая к небу руки. Похоже, у вражеской пехоты началась паника.
В советской литературе о войне много места было отведено такому явлению, как танкобоязнь. И писатели-фронтовики, кто скрытно, а кто и явно, говорили о том, что танкобоязнь – явление иррациональное, непонятное уму, рождаемое глубинами человеческого подсознания, его первобытными еще страхами. И вот сейчас я воочию вижу у врага стремительно расширяющуюся панику, вызванную внезапно нахлынувшей танкобоязнью. А паника вещь заразная. Не зря любому командиру предписывается уставом моментально расстреливать паникеров на месте. Давить панику в зародыше. Иначе, когда паника охватит значительное количество солдат, будет уже поздно.
– Нажми! – кричал я пехотному полковнику в протянутый связистами телефон передового КП уже во вражеских траншеях. – Мы ломим!
И тут наконец снова появился дирижабль, неожиданно со стороны вражеского тыла.
Воздушный слон только добавил паники, и побежал уже не только тот полк, который противостоял нам, но и его соседи. Наступающие части бригады обозначили себя красными ракетами, и дирижабль отвалил к югу, увидев там для себя цели повкуснее.
– Вперед. Не терять темпа! – орал я в телефонную трубку. – Теперь только прорыв. Вся пехота вперед! Саперам приготовить проходы кавалерии!
Проходы инженерно оборудовать необходимо, чтобы лошади ноги не поломали на перекопанной снарядами земле. Щиты для перекрытия траншей были заготовлены заранее. Каждый сапер знал свой маневр и объем работ. Надо инженера саперов к ордену представлять. Заслужил.
Разбежались посыльные, стрекотали ручки телефонов. Передавались команды.
Эйфория боя захватила меня целиком. Адреналин тек уже из ушей. Хотя я вроде как тренер на футбольном матче. Сам не играю.
Когда была взята последняя – третья линия вражеской полевой фортификации, я вызвонил штаб фронта и, не скрывая гордости, доложил Аршфорту:
– Экселенц, фронт на моем участке прорван. Враг бежит в панике. Ввожу в прорыв драгунскую бригаду. Но больше у меня сил нет. Глубокого прорыва на моем участке не получится. Мой прогноз – войска выдохнутся, максимум достигнув десятикилометрового рубежа. А то и меньше. Требуются резервы как можно быстрее.
– Молодец, Савва, не подкачал, – раздался в трубке довольный голос фельдмаршала. – Вальд на своем участке уже не только прорвал фронт, но и гонит врага и в хвост и в гриву. Ударный корпус вклинился в республиканские тылы. Так что основной твой удар должен идти с охватом на север. Рден как пункт встречи отставить. Теперь точка рандеву – город Кард, где железнодорожный узел. В сам город не входить. Только блокировать. А резервы я пришлю, только им еще дотопать до тебя надо. Никто ведь всерьез не рассчитывал, что ты у себя фронт прорвешь. Молодец!
– Когда я должен быть в Карде, экселенц?
– На третьи сутки наступления, – припечатал фельдмаршал и оборвал связь.
Кард. Нашел я это местечко на карте, после того как положил трубку. Линия железной дороги, что от меня расположена к югу, раздваивается, и одна ее ветка загибается к Карду на северо-запад, там пересекается с меридианной железной дорогой, которая дальше на север образует перекресток с трансконтинентальной магистралью. Ай да умник фельдмаршал. На фронте возле железных дорог у республиканцев настоящие крепости выстроены с бетонными артиллерийскими ДОТами. Этакие мини-линии Мажино. А тут, практически в тылу, этот железнодорожный узел беззащитен, но прочно изолирует южный укрепрайон от помощи по «трансконтиненту». Вот только до этого Карда от фронта как бы ни с полста километров будет. Двое суток нормального марша. А если с боями?.. Суровая задача.