А еще одна длинная очередь над головами жителей Понизовки и одиночный выстрел в голову спецназовца подтвердили, таки – да, таки – не получится.
Николаев толкнул стоящего рядом Петруху и упал в снег.
– Ложись! – крикнул Лукич.– В снег все ложитесь!
Участковому привыкли верить. Да, он только что пытался помешать селянам устроить самосуд, но сейчас... Мужики падали в снег и тащили за собой баб.
Лежать! Лежать! Это сейчас было самым важным.
Касеев сидел, прислонившись к борту автобуса. Пфайфер – рядом.
– Вот так простужусь,– пробормотал Генрих Францевич,– простатит, аденома, рак...
– Пуля в голову,– сказал Касеев.
– Вряд ли. Мы в мертвом пространстве. Вон у полковника спроси.
– В мертвом,– подтвердил полковник, вытирая лицо снегом.– Кажется, только мы втроем.
– Не шевелиться,– приказала Быстрова.
Один из спецназовцев попытался переползти к автобусу, и пуля пригвоздила его к снегу.
– Никто не шевелится! – прокричала Быстрова.
– Вот ведь сука,– сказал Томский.– Что это с ней?
– А что вон с ними? – спросил Пфайфер, указывая на космополетов.– Нанюхались порошка до полного этого самого... правда, Женя?
Касеев молчал.
Пфайфер толкнул его в плечо. Касеев не обратил на него внимания.
– ...Зачем? – спросил Касеев, глядя перед собой.– Чего ты хочешь добиться?
– Что значит «зачем»? – спросила Быстрова через динамики.
И космополеты спросили тоже.
– Это просто констатация факта,– сказали космополеты.– Я есть, и с этим придется смириться. Они теперь не важны – они все. Они будут делать только то, что я захочу... И эта баба в автобусе...
– Эта баба в автобусе,– сказала Быстрова.– Но я лучше вас. Лучше вас, потому что я не хочу убивать. И не буду. Если меня не спровоцируют. Я призову вас всех к себе, одного за другим. Всех и каждого. Потому что грядут новые времена, и те, кто останется в стороне от меня, умрут. Да, умрут... Всего несколько минут осталось до того, как начнется конец света... От вас ничего не требуется – только глубоко вдохнуть звездную пыль. Один вдох – пришельцы не тронут вас. Вы станете для Братьев своими... Я вас спасаю...
Двое из космополетов шагнули к лежащим в снегу жителям Понизовки. Подошли к Лешке Игнатьеву. Тот попытался вскочить, но огнеблок выплюнул пулю, снег фонтаном взметнулся прямо перед его лицом.
Один космополет надавил Игнатьеву коленом на спину, запрокинул голову.
Игнатьев закричал, дернулся, пытаясь вырваться, но второй космополет наклонился и прижал свою ладонь к раскрытому рту Лешки. Тот перестал биться, затих. Космополеты отпустили его, и Игнатьев пополз по снегу, извиваясь, словно собака с перебитым позвоночником.
Космополеты помогли ему встать.
– Это просто,– сказала Быстрова.
– Это просто,– сказал Лешка Игнатьев.
Заголосила Лешкина жена, Зинаида. Забилась в снегу, то ли пытаясь зарыться поглубже, то ли чтобы не утонуть в нем, как в трясине.
– Жена должна быть с мужем,– сказала Быстрова.
– ...С мужем,– выдохнули космополеты, и облачка пара вылетели из их ртов одновременно.
– Он сам заберет свою жену, спасет ее от смерти и мучений...– изрекла Быстрова.
Игнатьев протянул руку, и его сосед в строю положил ему в ладонь щепотку зеленого.
– Он сам,– сказали космополеты.
Игнатьев пошел к своей жене. Та попыталась вскочить, но двое космополетов, те, что обработали ее мужа, оказались рядом, схватили за плечи...
– Нет! Нет-нет-нет...– Зинаида билась, пытаясь вырваться, лежащие рядом с ней селяне поползли в стороны, чтобы не их, не сейчас...
Что-то закричав – никто не разобрал, что именно, на ноги вскочил Цыганчонок, вскинул автомат, привезенный месяц назад из города, но выстрелить не успел – огнеблок успел раньше.
– Ничего не делайте! – крикнул Лукич.– Не надо!
Цыганчонок упал.
Игнатьев подошел к жене. Протянул руку к ее лицу.
Выстрел грохнул возле самого уха Пфайфера. Потом пистолет Томского выстрелил еще дважды.
Космополеты отпустили Игнатьеву. Трудно удерживать человека, когда пуля пробивает тебе голову.
Зинаида шарахнулась в сторону, сделала несколько шагов к деревне, оглянулась...
– Леша! – выкрикнула она и бросилась к мужу.– Лешенька!
Томский держал пистолет двумя руками, целясь в Игнатьеву.
– Если она только наклонится к этой зеленой дряни...– пробормотал полковник.– Только потянется...
– Это ты убил! – сказала Быстрова, а все космополеты указали пальцами на Томского.– Да не дергайся ты, Касеев!
Пфайфер оглянулся на Женьку – тот смотрел прямо перед собой застывшим взглядом, желваки на лице напряглись, все тело напряглось, будто пытался он сдвинуть с места что-то неподъемное.
– Понимаешь, Касеев,– сказала Быстрова,– я ведь врос уже почти год назад. А это очень важно – кто когда врос. И ты не сможешь перехватить управление этой дурой... И этими человечками– тоже. Я просто сильнее тебя. Я, наверное, смог бы заставить тебя выполнять мои приказы... Смог бы... Но я предлагаю тебе... Я могу с тобой поделиться властью... Понимаешь? Наше время пришло. Наше. И ни Братья, ни те, кто лизал им задницу все эти десять лет, не будут главными на этом говенном шарике, в этом траханном мире. Мы. Такие, как я. И как ты...
– Она сейчас поднимет в воздух микропланы с оружием,– сказал Томский.– И пошинкует нас мелко и тщательно. И тогда это будет точно мертвая зона. Надо что-то делать...
С легким щелчком разошлась мембрана на крыше автобуса.
– Еще пять минут,– сказал Томский.
Космополеты стояли неподвижно.
– И мы сможем остановить Братьев,– сказала Быстрова вместе с космополетами.– А потом...
– Забалтывает, сука.– Томский снова вытер лицо снегом.
Забалтывает, словно издалека услышал Касеев. Отвлекает, понял Касеев, но зачем? Чтобы... Чтобы что?
Касеев пытался понять.
Он не сможет перехватить управление травоядными. Тогда остается только ждать, когда поднимется микроплан, когда он вычистит мертвую зону вокруг автобуса, а потом всех лежащих в снегу накормит зеленой пылью. И все.
Попытаться понять, кто из космополетов хищник?
Но каждая попытка проследить за потоком, вычислить направление приводила к Быстровой и заканчивалась очередной вспышкой боли.
Сверху послышалось легкое жужжание.
– Все,– сказал Томский.– Микроплан полностью активирован. Тридцать секунд...
Крышу автобуса вскрыло, словно консервным ножом. В снег посыпались обломки.
Пара микропланов, вынырнувшая из низких туч, зависла над автобусом и одну за другой влепила еще три ракеты в уже дымящиеся внутренности машины.
– Твою мать! – крикнул Пфайфер, бросаясь прочь от автобуса, но не забыв при этом забрать свой кофр с аппаратурой.