Ознакомительная версия.
- Зачем?
Уэф задумчиво смотрит на меня.
- Понимаешь, какое дело… Вражеская сеть обезглавлена и расчленена, но, умирая, эта тварь особенно опасна, так как почти непредсказуема. Вспомни этого… Ивана! Так что предосторожность не помешает.
- Ясно. А машиныто какие? И гараж во дворе дорого же…
Насмешливые огоньки в глазах разгораются ярче, и впервые с утра лицо Уэфа трогает слабая улыбка.
- Пришлось потратиться, ну и немного гипноза. А машины… Обе "жучкивосьмерки", выражаясь твоим языком. Белые, похожи как две капли. Незаметнейшая машина, скромная, разве нет?
Это правда. Но я както уже привык к "Ауди100"…
- А старую свою машину ты продал вчера, разве не помнишь? Чем ты вчера занимался весь день? Неужели подрался с этим… Иваном?
Костер, разложенный прямо на траве, горит ярким пламенем. Завтра на этом месте в плотном травяном ковре будет проплешина. И еще долго глаз будет натыкаться на выжженное пятно, напоминая о погибших.
На самом излете мая ночи на Селигере светлые, но пламя костра не позволяет увидеть этот пепельный свет, и кажется, что за пределами пространства, вырванного у ночи живым огнем, ворочается, копит силы непроглядный мрак.
Вокруг огня сидит горстка ангелов. Сидят в неловкой позе, подтянув длинные ноги и обхватив их руками. Крылья распущены, прикрывая их вроде плащей. Время от времени то один, то другой подбрасывает в огонь сухие ветки, не прекращая пения. Поминальная песня у поминального костра еще один их древний обычай.
Песня, каких я еще не слышал. Грустная? Жалобная? Щемящая? Не то, не то!
Взвывающий нечеловеческий мотив, голоса переплетаются, дополняя друг друга. Нет, они сами меняют свои голоса. Они же могут петь и разговаривать любым голосом, как я забыл…
Я не знаю их языка, но смысл Поминальной песни всплывает в мозгу четко и однозначно. Вот только спеть с ними я не могу. Вопервых, корявый и неуклюжий человеческий язык не в силах произносить такие звуки. Вовторых, мешает комок в горле.
"Тебе лучше уйти, Рома" Ирочка не прекращает пения, говоря со мной. Она смотрит на меня прямо, в огромных глазах, кажущихся сейчас темными, мерцают отблески костра. Я растерянно смотрю на нее. В чем я провинился?
"Тебе лучше уйти, человек" я вздрагиваю. Они все смотрят на меня, и в глазах пляшет огонь "Ты ни в чем не виноват. Но сейчас уходи!"
Я встаю и иду во тьму, как собака, которую прогнали. Я ожидаю, что вотвот за моей спиной Ирочкин голос окликнет: "Рома!" Или хотя бы бесплотный шелестящий голос… Но нет ни того, ни другого.
Ноги сами принесли меня туда, куда надо. В темноте, на лавочке возле бани, маячит тепловое пятно. И давно он тут сидит?
- Давненько голос Иваныча хриплый, севший садись и ты, Рома.
Слышится негромкое бульканье. В руку мне тычется холодная алюминиевая кружка.
- Спирт?
- Спирт. Только чуть развел. Давай и мы помянем их души, Рома. Как любили говорить в свое время, пали смертью храбрых. За нас, между прочим. За людей.
- …Ты ни в чем не виноват. На тебя никто не обижается. Но и никаких извинений не жди, Рома. Если ты даже обиделся тебе придется молча проглотить свою обиду, значит.
Я молчу. Хмель уже дошел до мозгов, и мне не так легко разобраться в своих мыслях и ощущениях. Обиделся ли я? Да не то, чтобы…
Не надо врать. Да. Да, я обиделся.
- Скажи, Иваныч. Разве так можно? Ведь мы же еще вчера… Ведь мы же одна команда! Нет, больше боевые товарищи. Не почеловечески это!
- Так ведь и они не совсем люди. Ангелы они, Рома. И этим все сказано.
Я сую деду кружку, которую стискивал все время. Кружка нагрелась, скользит в ладони от пота.
- Налей еще, Иваныч!
Дед крякнул. Смотрит на меня, но в темноте я вижу лишь яркие тепловые пятна вместо глаз.
- Тебе Ирка скандал не закатит, герой?
- Не. Она лежачего не бьет. Налей, Иваныч, хоть тыто будь человеком!
Пепельножемчужное освещение не пробивается сквозь веки, но в глазах танцуют размытые цветные пятна красные, зеленые, коричневые… Возможно, их танец и имеет скрытый смысл, но у меня нет ни сил, ни желания разбираться. Во рту у меня вместо языка будто толстый шерстяной носок, к тому же давно не стиранный. И в желудке словно кирпич. Плохо, ох, плохо…
Моего ума или что там от него осталось коснулась мысль, но я ее не улавливаю. Мне удается уловить лишь общий эмоциональный фон брезгливое любопытство.
Близость моей Ирочки придает мне бодрости, и мне удается разлепить глаза. Она сидит потурецки, разглядывая меня, как мумию Рамзеса любопытная редкая вешь, хотя и противно…
- Скажи, Рома. Это было надо? И кому?
- Ммм… толстый шерстяной носок во рту не в состоянии произнести ни одного членораздельного звука. Но какаято часть моего мозга, не до конца отравленная алкоголем, либо вернее успевшая освободиться от него, ухитряется сконструировать довольно внятную мысль. Очередное преимущество телепатии.
"Мы с дедом Иванычем поминали погибших. Таков тут обычай"
Брезгливое любопытство сменяется гневом.
- А наестся дерьма ты не пробовал? И еще измазаться им с ног до головы, а потом блеять и скакать на четырех конечностях?
- При чем тут?… я наконец обрел голос.
- А при том, что вот эти двое погибли не для того, чтобы люди в их честь травились этиловым спиртом! И я заявляю прямо мне непонятен и противен этот ваш дикарский обычай! Надо же такое выдумать!
- Этот обычай выдуман не мной…
- Этот обычай выдуман дураками, для которых любой ум, даже самый куцый тяжелая обуза. Деду можно простить над ним довлеет жестокая память войны, проникшая в подсознание. Но даже он постарался спрятаться, чтобы никто не видел. Ты же валяешься здесь, не то что не мывшись даже не раздевшись! Встань и приведи себя в порядок, немедленно!
Мне обидно, но привычка быстро и четко выполнять команды въелась так глубоко, что я начинаю вставать помимо воли. Уух, как штормит!…
Гнев стихает, и я ощущаю даже сквозь алкоголь, как она расстроена.
- Не могу я понять людей, Рома. И даже тебя, как выяснилось. Наверное, я тупая. Вот сегодня утром я смотрела на тебя с восхищением и даже какимто страхом. Надо же, мой муж Великий Спящий! А сейчас он же дурак дураком. Нет, больше грязное, дурно пахнущее животное.
- Зверь пытаюсь я пошутить.
- Нет, Рома она грустно усмехается именно немытое потное животное. К моему глубокому сожалению.
Ее душат слезы, и мне страстно хочется ее обнять, утешить, но какойто сторожок в медленно проясняющемся мозгу удерживает меня. Будет хуже.
- Ты всетаки не до конца утратил разум. Если ты меня сейчас коснешься тебе потребуется медицинская помощь. Я не шучу.
Ознакомительная версия.
