— Но ты понимаешь.
— Да.
— Тогда ты понимаешь и то, почему мне пришлось уйти.
Лея с сожалением вздохнула.
— Да.
Почему-то ей казалось, что она понимала ее всегда.
Некоторое время обе молчали; прозрачные вершины отражали мерцающий свет далеких звезд.
— Я такая же, как Люк, — тихо продолжала Каллиста, словно разговаривая сама с собой. — Я никогда не стремилась к власти. Я хотела лишь учиться и учить, быть с людьми, которые меня понимают. Но люди стремятся использовать тех, кто обладает нашим могуществом, Лея. Вейдер хотел использовать тебя. Если бы он вслух не заявил о своих намерениях, я не думаю, что Люк пришел бы в достаточную ярость для того, чтобы преследовать его и сражаться с ним насмерть. Ты рассказывала мне, как Траун и Пеллаэон пытались похитить твоих детей, как К'баот хотел использовать их в качестве оружия, ради удовлетворения собственного тщеславия. Я видела, как ты изо всех сил стараешься научить Йакина и Йайну прислушиваться к зову собственного сердца, быть всегда честными и справедливыми. Чтобы они не стали пешками в чьих-то руках. Чтобы в их души не закралось зло. Но пока что они всего лишь дети, а на детей очень легко повлиять с помощью любви, ненависти и лжи.
— Да, — снова сказала Лея. Она натянула туфлю, плотнее запахнула толстую накидку из грубо сшитой шкуры маджи, которую кто-то ей одолжил, и подошла к парапету, рядом с которым сидела Каллиста.
Настал черед ее признаний. И она рассказала Каллисте о своем памятном сне и о преследовавших ее с тех пор страхах.
— Я хочу, чтобы они были счастливы, — сказала она, прислонившись щекой к шершавому металлу балки. — Я хочу, чтобы они оставались детьми, невинными по праву рождения. Но в то же время я понимаю, что они не могут просто пойти по любому пути, по какому захотят. Зная, что они владеют Силой, я должна учить их отличать ложь от правды, стремиться к справедливости, так же, как стремился к справедливости мой отец… Бэйл Органа. Я должна… оберегать от них следующее поколение. Так же, как я должна оберегать нынешнее поколение от себя самой.
Взглянув на сидящую у парапета Каллисту, она уверилась, что та вполне понимает, о чем речь. О темном страхе, таившемся в картинах ее давнего сна.
— Чтобы защитить это поколение от себя самой, — мягко сказала Каллиста, — ты должна избрать путь джедая, Лея. А не избегать его. Люк прав.
Она встала, выпрямившись во весь рост; ее красная куртка казалась почти черной в мерцании звезд и бледном свете, отраженном от сверкающих камней. Ночи на Нам Хориосе, лишенном согревающих планету океанов, были невероятно холодными, даже в летний сезон. Лея засунула руки в перчатках под мышки, думая о том, как теранцам удается проводить ночь за ночью под открытым небом.
— В Хвег Шуле есть женщина по имени Тазельда, малозначительная приверженка учения джедаев, которая прибыла на эту планету столетия назад, в поисках власти. Таким же образом, как и я.
— Белдорион о ней рассказывал, — сказала Лея. — Он что, был ее партнером?
— Они пришли сюда вместе. После их многолетней лжи самим себе, друг другу, всем остальным я не могу в точности сказать, что именно произошло. Они оба были приверженцами джедаев, но. оба же не обладали достаточной силой. Точнее, лишь один из них обладал в той мере, чтобы сделать лазерный меч, но я не знаю, кто именно. Не думаю, что кому-либо из них обоих сейчас это бы удалось. Как и я, они пришли сюда в поисках простого ответа.
— Я не думала, что хатты могут от рождения владеть Силой.
— Не стоит недооценивать Силу, Лея, — сказала Каллиста. — Кто угодно — и что угодно — может быть наделен ею от рождения. На планете Дагоба есть дерево, которое насыщено Силой. Морские слизни в океанах Каламари используют Силу, чтобы засасывать в себя планктон, пока не вырастут размером с космический корабль. Но они не обладают разумом, который позволил бы им найти Силе иные применения. Это и к лучшему.
Она вздохнула.
Неожиданно Лея спросила:
— Ведь это ты была тем рабом, о котором говорил Лигеус? Которого Белдорион продал Дзиму?
Каллиста молчала столь долго, что Лея уже испугалась, не разозлила ли ее, но наконец она кивнула.
— До этого я была рабыней Тазельды, — сказала она, — и потому я снова позволила отдать себя в рабство, поскольку я была просто в отчаянии. Она использовала меня точно так же, как использовал бы меня Белдорион, если бы от меня ему был хоть какой-то толк. Так же, как он использовал тебя.
Лея снова кивнула. Боль, отразившаяся на лице Каллисты, пугала ее, и она чувствовала, как в ней вновь нарастает ярость, на этот раз в отношении не одного лишь Ашгада, но их всех: Белдориона, рационалистов, Моффа Гетеллеса, всех, кто ради достижения мелочных целей ломал и разрушал чужие жизни, не видя вокруг ничего, кроме собственных низменных устремлений. Но это была горькая ярость, словно хрупкий, стеклянно-неподвижный лед на поверхности бесконечно глубокого колодца горя.
— До тех пор пока мною могут подобным образом манипулировать, — говорила Каллиста, — пока меня могут использовать — пока Сила не в моей собственной власти, — я первый кандидат на переход на сторону темных сил. Сейчас я — в ее тени. Если для меня существует хоть какой-то путь, мне придется следовать по нему одной. Я буду любить Люка до самой смерти, но я не стану тащить его за собой. Пожалуйста, сделай так, чтобы он понял.
* * *
— Что тут у нас?
Хэн Соло вошел на мостик, на ходу снимая шлем и перчатки скафандра. Он тут же заметил мигающие красные огоньки на панели коммуникатора и обеспокоенные нотки в рычании Чубакки, срочно позвавшего их с Ландо обратно на корабль. Снаружи простирались безжизненные равнины Эксодо II, покрытые угольно-черной лавой; вечная пыль лежала вокруг нор гасваров — наиболее распространенной формы местной жизни, беспокойно шевелившейся в свете огней «Тысячелетнего Сокола». Разбитый разведывательный крейсер, который они здесь обнаружили, был примерно в таком же состоянии, что и «Корбантис», если не считать того, что двигатели его давно остыли, а команда погибла от радиации, удушья, холода и зубов гасваров.
Чубакка что-то проворчал в ответ и показал на приборы.
Хэн ошеломленно уставился на экран.
— Этого не может быть!
Из коридора вышел Ландо. Он только что снял скафандр и приглаживал жесткие курчавые волосы. Его до глубины души потряс вид мертвых тел на разрушенном крейсере, а еще больше — неопровержимые свидетельства того, что корабль был уничтожен теми же крошечными снарядами, что сбили «Корбантис» и едва не прикончили «Сокол».
— Показания барометра я уже видел, старик, и если мы хотим убраться с этой планеты до того, как начнется очередная буря, нам следовало бы…
