— Ну, ваше благородие, может, еще что скажете? Его благородие, господин капитан прикажет — будете уток изображать, плавать в пруду и крякать…
Тут не выдержал полковник, старший в этой компании, ошарашенный таким поворотом событий и особенно ответной агрессией.
— Это как надо понимать, господин капитан? Уймите своего холопа!
— Вахмистр не холоп, а боевой соратник. Следите за языком…
— Это вам просто так с рук не сойдет…
Я не выдержал и начал в ответ хамить:
— И что? Пока не завершена операция, все наши действия направлены на спасение наследника и членов императорской фамилии. Любые поползновения, недовольство, наезды, типа нынешнего вызова на дуэль, будут расцениваться как саботаж нашей миссии с соответствующими выводами и незамедлительными решениями, вплоть до расстрела. У меня есть такие полномочия. Если я считаю, что вас нужно задержать на определенное время, так оно и будет. Попытка досрочно выйти, связаться со знакомыми, передать сообщение будет расцениваться как нарушение режима секретности. Хватит, господа гвардейцы! Просрали наследника, теперь дайте возможность за вами подтереть людям, которые в этом хоть что-то понимают. Всё, разговор закончен.
— Это возмутительно. Я так просто этого не оставлю.
— Да флаг в руки и барабан на шею…
Третий, молчавший до этого майор, коротко высказался:
— Когда это все закончится, вы не сможете уклониться от поединка. В нашем лице вы задели честь всей гвардии.
— И что? Мне сейчас рыдать от страха? Хрен вам, а не Сталинград. Вы можете говорить что хотите, поединка не будет. Я служу России и тратить время и рисковать жизнью ради расфуфыренных снобов не собираюсь. Можете это расценивать как трусость — ваше право. Вот только поле боя покажет, где трусость, а где настоящее воинское мастерство.
Тут голос подал генерал Дубельт, который вроде как и сам был из гвардии, но тем не менее занимал нейтральную позицию в этом споре.
— Я думаю, что в данной ситуации любые разговоры о дуэли могут расцениваться как государственная измена.
Это произвело эффект взорвавшейся бомбы. Дубельта тут побаивались, и когда он почти открытым текстом заявляет такое, то и дураку станет ясно, что лучше воздержаться от всякого рода конфронтации. Ребятишки заткнулись, но взгляды, бросаемые в мою сторону, ясно давали понять, что мне это еще припомнят.
После этого памятного разговора мы, переодевшись, отправились к Зубовскому флигелю на рекогносцировку. Осмотр здания, подходов к нему вызвал у меня уныние. Монументальный трехэтажный дворец, с высоченными потолками, просторными комнатами. Рядом ухоженный парк, где можно вполне спокойно разместить парочку снайперов.
Я рассматривал дворец через бинокль и расспрашивал стоящих рядом двух офицеров: жандарма и гвардейца, которые по заданию Дубельта уже продолжительное время наблюдают за террористами. Несмотря на обычную для этого времени вражду между гвардией и жандармерией, они, как ни странно, нашли общий язык и вполне квалифицированно рассказывали о режиме, который ввели террористы во дворце, об обстоятельствах захвата и о многих других моментах, которые хоть как-то могли прояснить ситуацию и помочь в освобождении наследника и его семьи.
Захват произошел днем, когда Александр Николаевич со всем своим выводком и беременной супругой собрались на обед, причем к ним в гости заглянула его сестра Мария Николаевна с дочкой Марией. Нападавших было человек сорок. Как они проникли на территорию охраняемого объекта, пока непонятно, но их целью был именно Зубовский флигель. Что как раз всех и удивляло — тут же рядом находился и император, который для поляков, из которых в основном и состоял отряд, был бы самой лучшей целью, но они захватили именно наследника с семьей. Стеблов многозначительно посмотрел на меня, он тоже понял расстановку сил: террористы оставили на свободе императора, взяв в заложники детей и внуков, только с одной целью — уничтожить некоего капитана Осташева. И только император мог мог в этом им помочь, больше никто.
Во время боя нападавшие, пользуясь эффектом неожиданности и тем, что кое-кто «спал» в дневное время на постах, потеряли всего двенадцать человек, уничтожив при этом больше двадцати гвардейцев, забаррикадировали проходы из флигеля в основной Екатерининский дворец, разместив там несколько бочек с порохом, на случай попытки штурма. Такие же бочки были установлены на центральном входе флигеля. Я, опустив бинокль, сказал Стеблову:
— Игорь Генрихович, уточни, где тела всех погибших защитников, и обязательно проведите вскрытие, скорее всего, большая часть была отравлена.
— Я тоже так думаю, Александр Павлович. Я об этом телеграфировал генералу Дубельту, но тела были спешно погребены со всеми почестями.
Я многозначительно ухмыльнулся. Веселенькие у них тут делишки творятся.
— С этого момента питаемся только своими сухпаями, вода тоже своя. Еще не хватало, чтоб нас тут как крыс перетравили.
— Согласен.
Ну теперь поинтересуемся о заложниках.
— Как и где содержатся заложники?
— Их всех разместили на втором этаже в покоях Марии Александровны.
— Раздельно?
— Да. Мужчины отдельно, женщины отдельно.
— Как питаются, тоже отдельно?
— Нет, их сводят в одну комнату и там подают обед. Наверно, так их проще контролировать. Императорские внуки уж слишком непоседливые.
— Вот это как раз и неплохо. Как распределены террористы по зданию?
— На первом этаже человек десять, охраняют центральный вход, контролируют окна и лестницы на верхние этажи. На главном входе и на лестничных переходах из мебели сделаны баррикады. Заложников на втором этаже постоянно охраняют восемь человек, из них две женщины. Еще шестеро контролируют забаррикадированный проход в Екатерининский дворец из флигеля. Практически все вооружены ручными бомбами, в комнатах постоянно специально горят свечи, чтоб в случае чего сразу можно было поджечь фитили.
— А что происходит на третьем этаже?
— Там постоянно дежурят два человека.
— Как они питаются?
— Мы им приносим. Они сначала дают пищу заложникам и через некоторое время едят сами, убедившись, что нет ни яда, ни сонного зелья.
— Вполне разумно. Как ведутся переговоры?
— Ну, один из нас подходит, кричит и из окон второго этажа отвечает их главный. Вот и все. Если пытаемся без разрешения подойти ближе, то они сразу стреляют — пороха и пуль у них в достатке…
Я снова невольно усмехнулся.
— Они ждут смерти капитана Осташева?
— Да. Это основное их условие.
