В прошлом месяце! Это не значит, что Леший всё ещё жив. Но не похоже, чтобы он отдал концы здесь, потому как где останки? Как правило, люди не исчезают совсем уж бесследно.
— А Дюймовочка — она кто?
Сам понимаю, что не обязательно «она», — Дюймовочкой для шутки могли прозвать и звероподобного громилу двухметрового роста. Хвост только плечами жмёт — не знаю, мол, никаких Дюймовочек.
У Вычета такой вид, будто он хочет что-то сказать. Но молчит.
— Хорошая новость, — говорю. — Они здесь были и выбрались отсюда. И мы выберемся.
— С чего ты взял, что они выбрались? — с виду презрительно, а на самом деле с надеждой вопрошает Хвост.
— С того, что после людей всегда что-нибудь остаётся, — разжевываю я очевидное. — Где трупы? Где дерьмо и моча? Где мусор, всякие мелочи из рюкзаков и сами рюкзаки? Если даже их обоих склевали, всё равно что-нибудь да осталось бы, нет?
— Не знаю.
— Зато я знаю. А ну, ползём дальше, птички-поползни!
Радость стучит в сердце, и ползущий позади Хвост уже не кажется мне неподъёмным якорем. Да он и не является им, он сам ползёт. Сам, голубчик! Как миленький! Сильнее, чем надо, отклячил зад, но пресмыкается быстро и целеустремленно. Ползи, морда рыжая! Вот что значит правильный ход вещей, а с ним и позитивное мышление! Ведь редко бывает так, чтобы нежданное чудо спасало нашего брата-сталкера из безвыходного положения в самый последний момент, как в кино, когда уже отчаялся и мысленно распрощался с жизнью. Гораздо чаще всё-таки есть какой-то путь, он виден заранее, и брезжит свет в конце тоннеля. И стучит в висках: «Спасён! Спасён!». Как раз наш случай. Тут только расслабляться не надо. Повидал я на своем веку тех, кто расслаблялся раньше времени, мир их праху…
А ползти далеко, широка труба. Чтобы обойти её кругом нормальным шагом, понадобилось бы добрых полчаса. И всё же нам везёт. Минут через десять ползущий впереди Вычет замечает на серой, как цемент, поверхности, под самой стеной, два более светлых округлых пятна, и мы спешим к ним как заведённые. Как электрические машинки со свежей батарейкой. И у каждого из нас одна мысль: «Успеем? Не успеем? Вдруг они исчезнут?».
Нет, вот они, милые, никуда не делись. Два пятна. Они не очень-то круглые, каждое чуть более метра поперечником, а расстояние между ними метра три. Плюю в левое пятно — плевок бесшумно исчезает на лету. Плюю в правое — то же самое.
Это выход, выход! Не знаю куда, но выход! Может, в Зону, может, в небытие, может, и вовсе куда-нибудь в королевство Свазиленд, а может, и на Альфу Центавра, — я на всё согласен, только бы не жить дальше пластуном!
Верится-то в лучшее. Но умом понимаю: попасть из огня да в полымя тут нечего делать.
— Куда пойдём? — одновременно спрашиваем мы с Гляпой. Вычет несколько озадачен. Медлит.
— Не знаю, — признается он наконец.
— Мы, что ли, знаем?! — не сдерживаясь ору я. — Ты у нас эксперт по бутылкам, давай командуй!
— А внутренний голос тебе ничего не подсказывает? — спрашивает он.
— А тебе?
— И мне ничего. Тогда будем гадать. Назови любое число.
— Восемь с половиной, — бросаю я.
— Виноват. Любое целое число.
— Ноль.
— Не пойдёт. Давай ещё раз.
— Тогда семьдесят три.
— Годится. Идём сюда. — Вычет указывает на левое пятно.
— Почему сюда?
— Потому что ты назвал нечётное число, — поясняет он. — Значит — налево. Так я загадал.
— Это и есть твой научный метод? — кривлюсь я.
— Ну, за неимением гербовой…
— А почему это ты загадал, а не кто-нибудь другой?
— Хочешь сам? Валяй, загадывай. А ошибиться не боишься?
— А ты?
— Нет. По-моему, если мы ошибёмся, то ничего уже не почувствуем, просто не успеем. Щёлк — и нет нас. А может быть, на Землю ведут оба пути, просто в разные места. Этого мы уже не узнаем, разве что разделимся… но я бы не советовал делиться.
— А если эти пути ведут не на Землю, а в ещё какой-нибудь гадский мир, ещё похуже этого? — всё-таки бурчу я о наболевшем.
— Возможно. Но не думаю.
— Тогда ты первый. Шагай.
Только этим я и могу хоть чуть-чуть поставить его на место. А что толку? Он пойдёт, конечно. Соберётся с духом — ему это проще, чем нам — и шагнет в круг. А мы по очереди — следом. Куда ж мы денемся. И если окажемся вновь на Земле, то выйдет, что он был во всём прав, а мы — так, вроде балласта. Делали, как он велел, да ещё слабоумно кочевряжились. А если там всем наступят кранты, то и говорить не о чем. Никто тогда не выскажет Вычету всё, что о нём думает. Как ни крути, он в выигрыше.
Вычет быстро встаёт во весь рост и столь же быстро шагает в левое пятно. Нет Вычета. Исчез, будто вмиг испарился, причём опять беззвучно. И сейчас же метнувшаяся сверху острая тень клюет то место, где он был секунду назад. Мимо. Опоздал аист, голодным останется. Но он никуда не делся, он над нами, он бдит. Значит, у каждого из нас очень мало времени, буквально доля секунды на попытку разом вбросить себя куда надо, потому что мне совсем не хочется вползать в пятно — вдруг оно телепортирует куда-то верхнюю мою половину, оставив нижнюю здесь? Я не червяк, чтобы меня рвали пополам. Ладно, бывало и похуже, доля секунды — это в общем не так уж плохо… Для начала избавлюсь от верёвки, потом швырну в пятно рюкзак… Получилось! Ну, теперь сам…
Удачи тебе, сталкер Чемодан!
Глава 13. Двум смертям не бывать
Прыгаю — как в воду неизвестной глубины, успев в прыжке подумать, что Вычет прав: если тут мне и наступит хана, то я её скорее всего вообще не почувствую, так что чего бояться? Если верить тому же Вычету, какой-то древний мудрец заявил, что смерти-де вообще не существует: пока мы живы, её нет, а когда она придёт, то уже нет нас. Он прав. Но если меня не станет, я бы хотел, чтобы это произошло быстро. Не хочу мучиться, призывая старуху с косой.
И сразу же падаю на что-то мягкое и наклонное, качусь вниз в группировке. Мышцы работают сами, в них вбиты правильные рефлексы. Тресь — о древесный ствол! Больно. Чепуха, это всего лишь боль. Но самое главное: в нос бьют знакомые запахи мокрой лесной подстилки, прели и гнили, и запах железа тоже присутствует. Неужели опять Зона?
Она! Она, родимая. Сижу на дне оврага, подо мной вяло течёт ручей, и задница моя в воде, зато рот, наверное, растянут улыбкой до ушей, как у Буратино. Спасся! На берегу ручья сидит на корточках Вычет, совершенно живой и перемазанный грязью — тоже, значит, катился кубарем до ручья. И рюкзак мой тут — зацепился за пенек лямкой и чуток не докатился. Живём!
Сверху с матюками скользит на заду Хвост, и я торможу его. Порядок, брат-сталкер. Поживёшь ещё. Болит бок? Полежи-ка тут, мне ещё твою «отмычку» ловить…
