– Сейчас мы вас, сейчас… – пробормотал Бурко досылая патрон к патронник.
Он не успел даже прицелиться, неожиданно река вместе с мостом поднялись в воздух. Всё это, как в кино, повисело несколько мгновений в воздухе, а потом с оглушительным грохотом рухнуло, превратившись в столб воды и клубы пыли. Танки, пересекшие мост и уцелевшие после взрыва, замерли в испуге.
Неужели это я выстрели?! – опешил сержант Бурко, клацая затвором СВТ-40. Нет! Патрон как был в патроннике, так и остался там.
Полковник, для которого всё было кончено и который решал, застрелиться, чтобы не попасть в плен крикунам, с удовлетворением произнёс:
– Ну вот… наконец-то!
Однако к его удивлению, взрыв был такой огромной силы, что здание в которой он находился, зашаталось, как при землетрясении. Где-то на верхних этажах вылетели остатки стекол. Соседнее здание, находящееся ниже по склону, сложилось, как карточный домик, а колесо обозрения парке вдруг стало крутиться. Два соседних моста, находящиеся больше чем в километре друг от другу, словно нехотя надломились и сползли в реку.
– Афанасий Петрович! Афанасий Петрович! – с перепугу закричал капитан Чернаков.
Полковник и сам сообразил, что пластит такой силой не обладает. Что-то здесь было не то. Что-то пошло по другому сценарию. Может быть, даже по счастливому. Полковник глядел во все глаза и не верил глазам, самому себе и своей удаче.
Второй взрыв, не менее сильный, чем первый, произошел – прямо в толпе крикунов, который столпились на набережной и на прилегающих к мосту улица. Бах!!! Памятник Езекая испарился вместе крикунами и танками. Бах!!! Обрушил церковь с покосившимся куполом. Рухнули три высотки на набережной. По реке побежали волны. Нижнюю часть города стало затапливать. Бах!!! Рвануло там, где и не должно было, где обычно сидело чёрное облако. И в конце концов раздались ещё два взрыва. Нижнюю часть города, как на картинке, наконец заволокло дымом и нечего не стало видно до самого горизонта.
– Товарищ полковник! Товарищ полковник! – заорал счастливый капитан Чернаков. – Бегут гады, бегут!
Пыл немного рассеялась, и полковник с удовлетворением увидел, что река полна трупов крикунов.
– Узнай, кто это сделал?! – грозно велел полковник.
– Уже узнал. Сержант Денис Бурко!
– Представить молодца к высшей государственной награде, – сказал полковник.
– Это к какой? – на всякий случай спросил капитан, чтобы не обмишуриться.
– К Герою России!
Глава 10
Предательство
Сергей проснулся от землетрясения. Пол под ним пару раз основательно подпрыгнул, а потом трясся мелкой дрожью ещё минуты две.
– Здесь так часто бывает… – пробормотал врач Давыдов, переворачиваясь на другой бок. – Не обращая внимания…
– Однако утро наступило… – отозвался Сергей и сел, нервно озираясь на стены.
Действительно, лучи солнца косо бил прямо сквозь узорчатую решетку окна. Это ж каким надо быть мастером, чтобы такое вырезать из камня, удивился Сергей, с тоской оглядываясь по сторонам. Комната была большой, неправильной формы, с неровным, покатым полом. Белый цвет известняка делал её просторной. Давыдов и Андрей Лобастовым спали на циновке, укрывшись большим атласным одеялом. Жора Генацаревский скорчился в три погибели у них в ногах. Вчера он так и не дополз до спального места. Шлем у него был откинут, и поэтому РС не работал. Вовка Жуков отсутствовал. Он и вчера делал поползновения в сторону местной красавицы в красном одеянии. Если мураны набьют ему морду, то так тому и быть, подумал Сергей, и ему захотелось пить. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Вчера Пашка Марфин нашёл повод, чтобы строить грандиозную попойку. Происходило это на огромной скале с открытой площадкой, возвышающейся над рекой. Сергей помнил, что вначале они пили пиво, и надо сказать неплохое, а потом традиционно перешли на самогон, потом лакировали какой-то пахучей бражкой. Что было дальше, Сергей плохо помнил. Он где-то бродил. С кем-то разговаривал. Его тошнило, и кажется, пару раз вырвало. В результате он отравился. Голова казалась чугунной, а животе поселился кирпич. Сказалось скудное питание и нервотрепка последний дней. Сергей помнил, что они куда-то, зачем-то ходили в обнимку то с белыми муранами, то со страшненькими гоблинами. Помнил, что пытался петь с ними песни и учил своим песням. Помнил, что было страшно весело, шумно и дружелюбно. Помнил, что даже кому-то клялся в вечной дружбе. Марфин то и дело кричал: «Абалбеть можно!» и требовал, чтобы всем без разбору наливали, и добился-таки своёго. Гоблины валялись штабелями вперемешку с белыми муранами. Хорошо ещё хоть никто не выпал через перила в реку. Или всё же выпал? – что-то такое с трудом припоминал Сергей. Точно, кого-то вылавливали рыбаки. А вот как он добрался сюда, в опочивальню, Сергей, хоть убей, не помнил. Давно он так не напивался. Последний раз это было за неделю до отлета на Марс. Значит, больше года, подумал он. Давно, словно в другой жизни.
Утро было прохладным, если не сказать, что холодным. Зачем я напился? – подумал Сергей. Домой надо, а я здесь торчу. Милу спасать. У него было такое ощущение, что все его горести закончатся, когда он её обнимет. Он подошел к окну и с вожделением страждущего посмотрел на реку сквозь голубоватую атмосферу долины. Река текла далеко внизу, переливаясь тёмными красками ущелья Маринера. На другой его стороне тоже темнели окна. В расщелинах каким-то чудом зеленели похожие на дубки, растения. Между берегами на уровне пещер был переброшен подвесной мост, который Сергей вчера не заметил. По мосту шли то ли гоблины, то ли белые мураны. Тащили каких-то диковинный скот, огромные сушеные рыбины размером с человека.
Вот, о чём они не рассказали, подумал Сергей, вспомнил об экспедиции биологов, которую посылали в долину Маринера. И о реке знали, и о пещерах, но молчали, играли в военную тайну. Ждали подкрепления, чтобы иметь железные аргумент в виде силы. Почему нам не сообщили? Так засекретили, что сели в лужу. Если бы мы знали об этом ущелье, то всё пошло бы по-другому. Пить захотелось ещё сильнее. В горле мгновенно пересохло, а язык просто не помещался во рту. Затылок стал свинцовым, а ноги – ватными. Чтоб я ещё пил!.. – поклялся Сергей.
Пару раз толкнув Генацаревского в бок и добившись от него всего лишь нечленораздельного мычания, Сергей пошёл искать воду. Узкая дверь из комнаты вывела его на такую широкую лестницу, что по ней мог промаршировать взвод. Низкий потолок не давал выпрямиться. Лестницу занимали пьяные гоблины. Между их телами оставался узкий проход. В комнате ниже на этаж стоял тяжёлый запах алкоголя. Здесь тоже спали гоблины. Переступая через тела, Сергей миновал комнатой, затем ещё одной, где спали пьяные белые мураны, и попал на ту самую полукруглую площадку на скале, где они предавались возлияниям. Здесь никого не было, зато во множестве стояла самая разнокалиберная посуда, среди которой Сергей с трудом отыскал кувшин с водой. Он опорожнил его одним махом и собрался уже вернуться назад в спальню, но его внимание привлек до удивления знакомый предмет. Нет, подумал он. Мне кажется. Я не хочу начинать день с неприятностей. Ему пришлось нагнулся, чтобы достать из-под каменной лавки, на который сидел Пашка Марфин, чёрный шлем бригадира разведки крикунов. В затылке застучали молоточки. Сердце упало куда-то в пятки. Неужели убили? – подумал он, вертя в руках шлем. И голова болит так, как никогда в жизни. Он подошел к перилам, жадно хватая ртом бодрящий воздух ущелья. Далеко внизу желтела цукуба. Над ней распростерла ветки марсианское чёрное «дерево», похожее на елку. Гоблины ловили сетями рыбу. На другом берегу стирали белье. Казалось, сама громада ущелья давит на душу. Так, сейчас спущусь, сяду в цукубу и уплыву. Навоевался! Ведь я же вчера лично твердил Пашке, что один этот крикун стоит целой дивизии, что он один знает, как спасти Землю и как проникнуть на эту чёртову Планемо. Тупоголовые аборигены. Дался им этот крикун. Убить ради того, чтобы убить – что может быть хуже преступления. А вдруг они его не убили? – подумал он с надеждой. Вдруг разыграли маскарад? Для чего тогда притащили шлем? Отчитаться перед Пашкой? Или это был знак, что крикун заговорил. Пашка ведь тоже не дурак. Надо найти Каздоя или Зовущего и вытрясти из них душу.
