Оставлять лежать живучего подонка просто так не стал, такие свидетели нам тоже ни к чему, еще успеет рассказать своим Старшим, кто мы такие, да куда уехали. Потом вся кодла на хвост сядет, тем более, нас двое осталось, с дорогими арбалетами на руках.
Клея успела узнать, с какой стороны они пришли, да я и сам ночью примерно определил направление, так что надо спешить к горам, держась немного влево.
Поэтому спутал ему ноги одним из поясов и столкнул в воду с обрыва, пусть раков покормит. Смерть такая считается здесь позорной, поэтому бандит ругался, пока вода не залила ему рот, требуя смерти от честного оружия. Постоял минуту, посмотрел, как он сразу пошел на дно, как потом пузыри всплывали и лопались на поверхности воды.
Клея тоже подошла и постояла рядом, смотря, как справедливое возмездие настигло отмороженного подонка. Потом я сделал по контрольному выстрелу, проколов шею всем мертвым и умирающим. Оказалось, что не зря, один из бандитов, получивший болт в живот, был еще вполне жив и, естественно, выдал себя, пытаясь избежать острия копья, пришлось заняться им попристальнее. Остальные никак не отреагировали, сдохли уже.
Быстро поехали, стараясь держать направление в определенную сторону, конечно, без дороги никуда не проедешь здесь, как она пойдет, так и будешь ехать.
Клея через полчаса оторвалась от обзора оставляемой позади дороги и заметила, что у Крома горлом идет кровь. Я остановил подводу и, пока девушка пыталась хоть как-то помочь умирающему, снарядил оба арбалета. После этого Клея подошла ко мне и заплакала, Кром все же умер, буквально у нее на руках. Я обнял девушку и смог сказать несколько слов, примерно повторил то, что говорил Альс после схватки на опушке. Про то, что они умерли, чтобы жили мы и все такое, в этом смысле.
Немного ее утешил, потом перевернул Крома на спину, теперь он лежит рядом с братом и оба одинаково смотрят незрячими глазами в голубое утреннее небо, прощаясь с белым светом и готовясь погрузиться в вечную темноту.
Недолго они наслаждались свободой и жестоко заплатили своей жизнью за те несколько дней, иначе и не скажешь.
Спасли наши с Клеей жизни, но рассчитались своими.
Теперь я отчетливо понимаю, что проехать вдвоем с симпатичной девушкой по этим землям, без охраны, да еще на подводе с хорошей лошадью — это из области фантастики. Даже мне одному, без подводы и лошади, своими ногами, это смертельно опасно.
Все, как говорил тогда Учитель. Опасность еще далеко не миновала, нужно постоянно быть настороже, но, теперь, первым делом необходимо похоронить парней. Поэтому я правлю с сторону появившегося на горизонте поселения, а, не хочу его объехать, как обычно.
Через несколько минут мы добрались до края большой деревни, как раз начинающейся кладбищем и нам повезло еще раз, на нем пара мужиков копают могилу и остановились, увидев, как мы подъехали и я подошел к ним.
Я не стал долго разговаривать и предложил мужикам заплатить хорошо денег, если они выкопают еще две могилы, пока мы отвезем своих мертвецов в виднеющуюся из-за деревьев церквушку, где местный священник прочитает над ними отходную молитву.
Договорились по золотому за могилу, я не стал торговаться долго и только немного обрезал притязания мужиков, чтобы не создавать видимость большого количества денег у путников, которые не торгуются. За эти деньги я еще выговорил два толстых спила с комля дерева, которые здесь укладываются над могилой, с написанными на них именами усопших. Похоже на то, что кладут на могилы и в Черноземье.
Священник, такой приятный в общении сухонький мужичок, не стал требовать заносить покойников церковь, прочитал над ними длинную и непонятную для меня молитву, которую хорошо поняла Клея. Она надела платок на голову, как только увидела деревню и убрала под него волосы, пытаясь показаться моей женой всем встречным, чтобы меньше возникало вопросов.
Клея стояла над парнями, постоянно протирая слезы краешком платка, повторяла слова молитвы и шмыгала носом. Она практически выросла с ними, только два последних года приходилось обмениваться короткими словами приветствия, а, теперь, снова стала близким человеком, парни то точно сразу заново влюбились в девушку, как только мы отправились искать новую жизнь, и вот, снова потеряла их, уже навсегда. Для нее — это огромная трагедия, в отличии, от меня.
Я уже как-то попривык, что люди вокруг часто умирают и теряются в памяти моей.
После церемонии прощания, за которую священник попросил смешную сумме в серебре, я пожертвовал церкви золотой, попросив присмотреть за могилками и иногда читать молитвы над ними. С чем священнослужитель согласился, сказав, что и так не забыл бы свою новую паству.
Потом мне пришла в голову практичная мысль, раз попался такой порядочный человек при церкви, может, он знает, кому понадобилась бы крепкая подвода с отличной молодой лошадью, всего за полцены, примерно за тридцать золотых. Еще к ней есть много оружия, разрешенного для использования при самообороне простому народу, плюс полезные в хозяйстве железные изделия, цены немалой.
За это нужно будет, всего то, отвезти нас с женой до последней деревни, где у нее живет родная сестра, по расстоянию — день пути. Желательно еще прихватить с собой пару крепких мужиков, чтобы не было соблазна у лихих людей разбойничать и новый хозяин остался спокоен по поводу сделки.
Священник не стал спрашивать, почему я такой, по виду, дворянин, женат на простолюдинке, не стал пытаться узнать то, чего я не мог объяснить и сам.
Зато принял деятельное участие в похоронах, заодно найдя и покупателя на все наше добро, кряжистого крестьянина, скорее, кулака, по нашим земным понятиям. За такую цену все бы купили, только деньги не у всех есть.
С ним разговор вела уже Клея, в отличии от меня, хорошо понимавшая местные особенности проведения сделок и то, какие слова должны быть произнесены и в какой момент. Да и говорила она, опять же в отличии от меня, все правильно и без акцента.
На покупателя ее осведомленность произвела большое впечатление, он даже удивленно сказал свидетелям сделки, что прожил столько лет и даже не знал, что бывают такие толковые молодые бабы.
Мне, как номинальному дворянину, тем более, лучше не участвовать в таких разговорах, не смешить народ. Покажешь себя бестолковым рыцарем и уважение, впитанное с молоком матери к благородному сословию, немедленно испарится. А, от пропавшего уважения, до криминального нападения, в этих землях — один шаг.
По моим раскладам и заверениям покупателя, ехать нам до деревни в предгорьях почти целый день, выезжаем завтра по утру, но не рано. Потому что, нам надо приехать туда к началу сумерек, попрощаться с новыми хозяевами подводы и проскользнуть в наступающей темноте так, чтобы местные не увязались вслед поохотиться. Есть там такие желающие, по своему опыту знаю.
Пройдем еще одну, небольшую деревню, уже в темноте, и остановимся на ночлег, в той роще, где у меня тайник и под которой лежал мужик Изауры, так неудачно послушавший свою жену. Та то, наверняка, уже с другим живет, такая хорошая по части тела баба, еще и любящая сам процесс, долго одна ходить не будет, даже в деревне беглецов.
Похоронив братьев, завернутых, в два плаща каждый, положили на могилы, подписанные Клеей деревянные спилы, заменяющие в местной культуре погребения мемориальные доски и обработанный гранит. Клея долго прощалась с братьями, наверно, с полчаса стояла над могилами и вспоминала, перечисляла все хорошее и значимое, что объединяло их в прежней жизни.
В деревне не было, конечно, корчмы или постоялого двора, ведь она находится не на проходном месте, поэтому мы устроились на подводе, отъехав немного от крайних домов. По статусу я мог, не умаляя достоинства, ночевать на земле или на подводе, но не мог заезжать на ночлег в крестьянские жилища, где все и так спят вповалку, прислушиваясь к пыхтению семейных пар за занавеской.
Ночь прошла спокойно, видно, люди в деревне не так подвержены силам зла и корысти. После бойни ночью и трудного утра, я пожалел, что не искупался в реке, и чтобы меньше пахнуть, принес пару ведер воды, попросив на время ведро у покупателя. Арбалеты я разрядил и быстро уснул, под всхлипывания Клеи из-под подводы, куда она перебралась, когда стемнело, и мы остались одни.
