Вокруг меня порхают бабочки. В кабине жарко, и мотыльки один за другим вспыхивают крошечными искорками пыли.
Сгоревшие аватары складываются в лицо, увиденное мной в вире тигра, прекрасное лицо девушки с белой как снег кожей.
Тебе всегда удается выбраться, Жан,говорит она. Скажи ей, что я люблю ее. Позаботься о ней. Ради меня. Обещай.
— Я обещаю.
Она целует меня и исчезает. Я закрываю глаза.
Раздается грохот, заполняющий все вокруг, а потом остается только чернота.
Вокруг меня вьются светящиеся змеи, они сплетаются друг с другом так, что невозможно разобрать, где заканчивается одна и начинается другая. Змеи старые. Со множеством лиц. И я узнаю их, вернее, их узнает часть моего существа. Принц-цветок.
Здесь девочка из вира предков. Она снимает маску и целует меня в лоб.
С возвращением, братец.
— Негодяи! — кричу я. — Почему вы не спасли «Перхонен» тоже? Она заслуживала этого больше, чем я.
Мы не в состоянии ее увидеть. Мы видим только себя.
В ее голосе звучит взрослая печаль.
— Проклятье. Это несправедливо.
А когда было справедливо? Это неважно. Мы вернемся к Отцу и навеки останемся с ним.
Старик во мне хочет сказать «да». Снова стать Принцем Историй. Но что-то тянет обратно. «Перхонен». Я дал слово.
Я выполняю свои обещания.
Мне кажется, что одновременно я нахожусь где-то еще. Я помню, как читаю книгу в камере. Помню, как открывается дверь. Тогда я был рожден. Существо, произведенное из «Хрустальной пробки», [34]мальчик из пустыни и древний бог.
Пойдем с нами, брат. Пойдем с нами.
— Мое имя Жан ле Фламбер, — произношу я. — И нам пора заняться делами.
Я улыбаюсь Таваддуд.
— Мне очень жаль, — говорю я. — Я втянул тебя в неприятности. Я постоянно этим грешу.
К ее чести надо отметить, что она мгновенно реагирует на мое неожиданное появление.
Таваддуд Гомелец, любовница монстров.
— Если ты действительно хочешь загладить свою вину, найди способ спасти мой город, — отвечает она.
— Чен использовал существ, называемых Драконами, — объясняю я. — Это весьма радикальная мера. Я думаю, выход все же можно отыскать. Но тебе он может не понравиться.
Кассар Гомелец окидывает меня взглядом, какой я повидал у многих отцов.
— Сейчас моя дочь говорит от имени нашего народа, — произносит он, опуская руку на плечо Таваддуд. — Решать ей.
— В этом случае может потребоваться… трансформация.
— Сделай это, — просит Таваддуд. — Зото Гомелец ответил отказом. Мы согласны. Все.
Я формулирую свое желание и передаю его странным существам, которые называют себя моими братьями и сестрами. Некоторое время они перешептываются между собой голосами, напоминающими шелест сухого песка. Затем та, что зовется Принцессой, кивает.
Мир погружается в пучину безумия.
Над Сирром бушует ураган дикого кода. Буря достигает Таваддуд, и она чувствует, как поднимается и растворяется в вихрях джиннов. Глазами богов она видит, как с небес на Землю несутся Драконы, как город превращается в песок.
Аун пришел в город, забрал все разумы Сирра, превратил их в истории, сжал до размеров семечка, способного расцвести в любом сознании, подарил вечную жизнь в пространстве книги под синей обложкой, вроде «Сказок тысячи и одной ночи». А когда книга закрывается, Таваддуд ощущает близость Аксолотля, и Дуньязады, и своего отца.
Драконы Чена пожирают дикий код и джиннов, и все, что образует плоть Ауна. Но есть на Земле одно место, куда им не добраться.
И, как выясняется, его не напрасно назвали Потерянным аль-Джанна Пушки.
Термоядерное взрывное устройство мощностью сто пятьдесят килотонн в центре реактивной массы под гигантской защитной оболочкой из бора. Устойчивый вир внутри стальной пули Вана, снаряда весом в три тысячи тонн с полномасштабным космическим кораблем внутри.
Внутренний вир очень маленький, но истории занимают немного места. А из активных разумов здесь только мальчик по имени Матчек и я. Именно он и придумал дизайн. Это книжный магазин, просторный и светлый, с удобными стеллажами и уютными уголками для чтения.
Перед самым запуском Матчек берет с одной из полок книгу в синем с серебром переплете. Он просматривает первую страницу и закрывает том.
— Я никогда не запоминаю приснившихся мне историй, — говорит он.
— Что-то мне подсказывает, что на этот раз все будет иначе, — отвечаю я.
А затем мысленно нажимаю красную кнопку.
Мы спокойно сидим и пьем чай, когда струя плазмы выталкивает снаряд вверх, придавая ему ускорение, в десять раз превосходящее вторую космическую скорость. Прежде чем Чен узнает о нашем исчезновении, мы успеваем миновать Луну. Затем я разворачиваю солнечные паруса и направляю корабль к Магистрали.
Миели все еще где-то там. Я дал слово «Перхонен» и намерен его сдержать. Я опять стал маленьким, чуть больше обычного человека. Но это не имеет значения. Просто надо воспользоваться отсутствием Жозефины в моей голове и заручиться поддержкой нескольких друзей, тем более что я знаю, где их искать.
Принц и я ведем корабль историй к Сатурну, и с моих губ не сходит улыбка.
Жозефина Пеллегрини наблюдает за сидящим на берегу Абсолютным Предателем. Облик вора уже исчез, словно сброшенная кожа, и теперь существо приняло ребяческий образ Матчека Чена с его невозмутимой улыбкой. Но в глазах нет ни малейшего следа Прайма: остался только вечный неутолимый голод. Она вздрагивает и отворачивается к морю.
— Я всегда думала, что ты и меня заберешь, — говорит Пеллегрини.
— В конце концов я заберу все, — отвечает Абсолютный Предатель. — Но ты мне еще нужна.
На коленях, словно подобранный на пляже камешек, он держит камень Каминари — пространство и время в форме двух молитвенно сложенных рук.
— Матчек ошибался. Камень не зря отказался открыться ему. Он был создан для того, чтобы ты его открыла.
Он протягивает камень Жозефине. Она смотрит на него: главный камень зоку, тайна Вспышки, ключ к замкам Планка. Ладони Жозефины алчно обхватывают камень, и он раскрывается в ее руках, словно цветок.
Что-то белое падает на песок. Жозефина поднимает. Это маленький прямоугольник из бумаги. Визитная карточка.
Она читает текст, выведенный ровным округлым почерком.
Жан ле Фламбер,
джентльмен-грабитель,
вернется, когда у вас будут настоящие камни зоку.
Через мгновение карточка растворяется в воздухе.
