Морис улыбнулся и сказал:
— Ну, зеленые человечки на сияющих кораблях пока еще не прилетели.
— Чудеса бывают разные, — серьезно произнесла Анжела. — Не всякое чудо видно как чудо.
— Спасибо, центурион, — сказал Морис.
Трейси хихикнула. А Анжела не отреагировала, потому что не поняла человеческой шутки.
— Чай заварился, — сказала Трейси.
— Заварился — разливай, — сказал Морис.
— Я не умею чайную церемонию делать, — сказала Трейси.
— Я тоже, — сказал Морис. — Разливай, как придется.
Она разлила чай по чашкам, разложила печеньки по блюдцам. Некоторое время они прихлебывали чай и хрустели печеньками, затем Анжела спросила Мориса:
— Ты больше не думаешь, что спишь?
Морис пожал плечами и ответил:
— Не знаю. Если я сплю, то мой сон перестал быть кошмаром. А если не сплю — значит, переживаю самое захватывающее приключение в своей жизни. Интересно, как о нем напишут в школьных учебниках.
— Так и напишут, как было, — сказала Трейси. — В книгах всегда правду пишут.
Морис захохотал, подавился печенькой и стал кашлять. Анжела похлопала его по спине.
— Спасибо, — сказал Морис, откашлявшись. — Уфф… Нельзя же так смешить старого человека! Скажешь тоже — в книгах правду пишут, ха-ха-ха!
— У нас в книгах всегда пишут правду, — сказала Анжела.
— У вас, небось, книга только одна — ваше гейское священное писание, — предположил Морис.
— Нет, — покачала головой Анжела. — Есть еще техническая документация, учебники для школ…
— И что, у вас в учебниках правду пишут? — деланно удивился Морис. — Так и пишут, дескать, мы, богомерзкие еретики-фанатики…
— Не надо смеяться над Геей, — тихо сказала Анжела. — Гея — это святое.
— В жизни много святого, — сказал Морис. — Если ни над чем не смеяться, станет грустно и уныло.
Он допил чай из чашки, протянул руку к чайнику, Трейси сказала:
— Там пусто, давайте я новый заварю.
Встала, пошла заваривать. Морис посмотрел на Анжелу, она закрыла глаза, а ее огромные уши мелко подергивались.
— Что-то услышала? — спросил ее Морис.
Уши Анжелы перестали дергаться. Она открыла глаза, пожала плечами и сказала:
— Там за стеной что-то шуршит.
— Мыши, наверное, — предположил Морис. — У меня во дворце их тоже было немеряно. Травят их, ловушки ставят, а им все равно. Жалко, что кошка — мифическое животное.
— Мыши — это такие грызуны маленькие? — уточнила Анжела.
Морис кивнул.
— Непохоже, — сказала Анжела. — Там что-то большое ворочается.
— Гм, — сказал Морис. — А где конкретно?
Анжела встала, протянула руку, чтобы показать, где конкретно, и в этот момент ее голова взорвалась. Морис выхватил бластер, перевел регулятор мощности на четвертую отметку (чего уж мелочиться), но на спуск нажать не успел. Пулька угодила ему в плечо, брызнула кипящая кровь, левая рука Самого Дорогого Господина отделилась от туловища и повисла на рукаве рубахи. А в следующее мгновение Морис рухнул наземь, уже мертвый.
Трейси коротко взвизгнула, распласталась ничком по полу и быстро поползла по-пластунски под диван. Из дальнего конца комнаты донесся зловещий треск, из висящего на стене портрета святого Менделеева высунулось лезвие ножа. Резво пробежало вдоль рамы сверху донизу, и еще раз сверху донизу вдоль другой стороны. И еще два раза поперек.
Кто-то дернул за холст с другой стороны, портрет мифического святого превратился в портрет реального Зака Харрисона. Но на самом деле это был не портрет, а дыра в стене.
Зак просунул голову в дыру, досадливо крякнул и стал выбираться из картины. Это было нелегко — дыра в стене расположена высоко, а ухватиться не за что. Очевидно, эта дыра предназначалась не для скрытного проникновения в зал, а только для подслушивания и подглядывания.
— Папа! — воскликнула Трейси. — Зачем ты их убил?! Они хорошие!
— Хорошие, — согласился Зак. — Враги почти всегда хорошие. Плохому человеку трудно стать опасным. Помоги мне выбраться, пожалуйста.
Трейси взяла папу за руку и стала помогать. Но удержать не смогла — сил не хватило. Зак выпал из дыры в стене головой вперед, Трейси едва успела отскочить, чуть не зашиб, шкаф здоровенный. Хорошо, что руки подставить успел, а то ударился бы головой…
Зак поднялся на ноги и стал отряхиваться, бормоча себе под нос что-то неразборчивое и, кажется, непристйное.
— Извини, папа, — сказала Трейси. — Я тут чулок порвала…
Зак расхохотался. Затем сказал:
— Ладно, проехали. Надо бы тебя выпороть… но не до того сейчас. Сядь где-нибудь, посиди. Если кто спросит, ты ничего не видела и не слышала, была напугана, и вообще тебя тут не было. Да, точно, не было тут ни тебя, ни Джинджер, не встретила вас эта сука пучеглазая, и вообще вы в лесу по ночам не гуляете, потому что хорошие девочки. Поняла?
— Папа, а ты знаешь, что ты бессмертный? — спросила Трейси.
— С какого это перепугу? — удивился Зак.
— Морис сказал, что если кому вкололи наносыворотку, то он становится бессмертным, — объяснила Трейси. — Такой побочный эффект.
— Интересно, — сказал Зак. — Но этого ты тоже не слышала.
Некоторое время Зак стоял на месте, переваривая только что услышанное, затем решительно направился к баррикаде, возведенной у двери Морисом и Анжелой. Легко раскидал ее, отодвинул засов, открыл дверь и крикнул:
— Тут все чисто! Ваша божественность, входите, пожалуйста!
— Гм, — сказала Трейси. — Наверное, пора уже говорить «ваше величество».
— Не люблю лизать жопу начальству, — сказал Зак.
Трейси рассмеялась и воскликнула:
— Папа, ты ругаешься! При маленьких девочках ругаться этого! Неприлично.
Зак серьезно посмотрел на нее и сказал:
— Ты, Трейси, уже не маленькая девочка. Вообще, ты молодец, унаследовала от меня все, что надо. Я тобой горжусь.
— Я люблю тебя, папа, — сказала Трейси.
— Я тоже тебя люблю, — сказал Зак.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Дверь во Вселенную
1
Совет Нации собрался на внеочередное заседание на следующий день в два часа пополудни. Здание Совета Нации было разрушено эльфийской бомбардировкой, та же печальная участь постигла дворец Самого Дорогого Господина, так что заседание в виде исключения проходило во дворце Тринити. Говорят, министр здравоохранения сэр Хью Хауз предлагал собрать Совет Нации в городском театре, но кардинал Рейнблад решительно воспротивился.
— Мы не комедию смотреть собираемся, а судьбы Родины решать! — якобы заявил ему сэр Рейнблад. — В этом деле крайне важна символическая составляющая! Ты бы еще предложил в сортире собраться!
