Змей кусал свой хвост, и его единственный изумрудный зрачок ехидно щурился.
Раввин сложил свободную ладонь в персте указующем, выкрикнул каркающим голосом какую-то команду, изобилующую свистящими и шипящими звуками, — и сотни големов, вышедших из дверей своих домов, синхронно развернулись с глухим стуком и зашагали вперед, гулко и сочно стуча по мостовой глиняными ногами…
— Ими надо просто научиться управлять! — выкрикнул раввин, глядя мне в глаза.
Кожа на моей спине похолодела, и я, поймав его лицо на мушку прицела, выпустил в него очередь. Пули прошли сквозь него, а он сам вновь раскатисто захохотал и начал растворяться в воздухе, а в моей голове заговорили сотни голосов…
Мы с Йоргеном прогуливались по залу с колоннами. Верблюды прядали ушами и пофыркивали, сопя. Некоторые из них лежали на своих сложенных длинных ногах, свернув шею вокруг согнутых передних колен. Рядом высились громады седел с сумками и рюкзаками.
Ночью, после импровизированной вечеринки, Йорген не выдержал и заснул, так что дежурили Сиб с полковником.
Моя вахта с Йоргеном прошла спокойно, туристы должны были просыпаться через полчаса.
Небо в огромном проеме перетекало из синего в лиловый: наступал вечер. Где-то у горизонта, над силуэтами далеких барханов, лежали слоями фиолетовые облака. Я отключил камеру, а Йоргена послал снять в коридорах датчики движения.
Плечо уже стало зарастать: на мне все как на цербере заживает. Уже почти не болело, только если резко шевелить — больно покалывало.
— Как двинем-то отсюда? — спросил Йорген деловито.
— Да я думаю, перейдем русло, — сказал я, вытянув ладонь по направлению к тридцатиметровому экрану, в котором разворачивалась панорама вечера, — а там надо на север повер…
Я прервался на полуслове, потому что с верхней границы дыры посыпались мелкие камешки, и раздалась какая-то возня. Затем внезапно появились пять силуэтов людей, спускавшихся по разматывающимся веревкам.
Я схватил в руки автомат, скинув с плеча ремень, передернул затвор и метнулся к стене, заняв позицию в одной из ступенчатых ниш, и заметил, что Йорген поступил так же.
Пятеро мужчин были почти голыми: только в берцах и с набедренными повязками, поверх которых с поясов свисали армейские подсумки с боекомплектом, запасные рожки и гранаты. В руках эти парни сжимали разнообразные автоматы, вставая на одно колено и изготавливаясь к стрельбе. Волосы у них были длинные и спутанные, тела крепкие, стройные и мускулистые, лица скрывала тень.
Вдруг послышался какой-то ритмичный шорох, и сзади этих диких автоматчиков стали возникать на площадке голубовато-белесые фигуры с выпуклой грудью и длинными, ниже колен, руками, сплошь поросшие мохнатыми перьями, как у птиц. Это были юварки.
— Стрелять по моей команде, — сдавленно просипел я Йоргену, сделав ладони рупором.
Йорген, прижавшийся к противоположной нише в стене, выпучив глаза от ужаса, быстро закивал.
Автоматчики встали с колен и синхронно и слаженно вошли в зал, образуя своим строем что-то вроде полукруга. Юварки вошли следом за ними.
В моей голове, да я уверен, что и в Йоргеновой тоже, стала вибрировать какая-то тонкая звуковая волна, словно ультразвук, — она не столько раздражала, сколько, наоборот, приятно и медитативно расслабляла. Они были в состоянии настороженности. Это было особое свойство юварков: ослаблять внимание противника в радиусе пяти-семи метров. Именно из-за этого их качества многие их и боялись — Йорген, допустим, вообще мог впасть в оцепенение. Некоторых людей они могли ввести в состояние транса. Жестокость им была несвойственна, но могли обобрать до нитки. Они ели сырое мясо, зубы у них были острыми, как бритва, хотя по строению они относились к homo sapiens.
В самом начале нашего путешествия, когда Йорген ехал в конце смены, они ввели его в состояние глубокого транса и сожрали его верблюда, прямо рядом с бесчувственным телом его хозяина. Йорген чуть не поседел, когда очнулся и увидел, что рядом с ним жрут его дромадера. А в смене не сразу заметили это происшествие, потому что все происходило максимально беззвучно и тихо. Летать они не могли, но планировать на небольшие расстояния наловчились очень умело. Да и малое тяготение помогало им в этом. Они так и охотились, поджидая своих жертв рядом с дорогой, сидя на выступах скал или на гребнях высоких дюн. Причем перья росли только у женщин — так странно проявила себя мутация. И было у них некое подобие матриархата в кланах.
Ходили слухи, будто юварки — это потомки специально клонированных людей с измененным генотипом. Их-де готовили как первых специальных колонистов, под надзором которых должны были трудиться роботы Первой Волны. Да и сами они были крепкими, выносливыми и рослыми: радиации они почти не боялись, поэтому охотились в основном днем, на спящих, или вечером и утром — на запоздавших или ранних одиноких путников и малочисленные группы.
Насчет клонирования верилось: у всех их мужчин и у женщин были какие-то сходные черты и лиц, и фигур — все они были рослые, высокие и стройные.
В контакт с ними вступать было почти бессмысленно, так как они очень быстро подавляли волю и разум человека, да и обладали ярко выраженной ксенофобией. Говорили, будто они очень интеллектуально развиты, хотя по их диковатым повадкам трудно было такое сказать.
Мне посчастливилось испытывать это воздействие не в полной мере, за это юварки меня побаивались в стычках, но вот рукопашную с их мужчинами я себе не представлял особо сильно: уж больно они напоминали культуристов.
Больше всего я сейчас боялся, что выйдет кто-то из рано проснувшихся туристов и на такое зрелище отреагирует неадекватно. И понять человека можно: ряд автоматчиков-качков и усеянные перьями голые женщины с крыльями, от которых исходит странное гудение, — на неподготовленную психику это может произвести неизгладимое впечатление.
Еще меня слегка напрягало то, что юварки, видать, вернулись с охоты, а так как с собой у них ничего не было, значит, охота была неудачной или не очень удачной. Это означало, что они голодны и сильно хотят есть, а прямо перед ними стоят наши верблюды, которые при появлении чужого запаха стали беспокойно переминаться с ноги на ногу.
Вперед выступила одна из женщин, которая, разведя руки в стороны, словно демонстрировала свои мохнатые белые перья, громко произнесла низким, хрипло вибрирующим голосом:
— Кто забрался здесь?! Это наше место! Это мы здесь!
Ее империо был со странным акцентом: она произносила буквы в слове будто отдельно, словно слегка заикаясь, а концы слов с шипящими согласными, наоборот, растягивала.