скрыть не смог, чем опять вызвал у Акима довольную ухмылку.
- Я пропущу вас в качестве переговорщика, - заявил Аким так, будто делал командору огромное одолжение, - Но только вас лично. Вы и будете гарантом нашей неприкосновенности.
Командор какое-то время не отвечал, и Аким уже решил было, что тот на новую уловку не повелся. Однако командор все же отозвался:
- Ну хорошо. Только нам придется сначала забрать тела убитых.
- Валяйте, - разрешил Аким.
Одного за другим павших в узком проходе имперцев утащили за ноги.
- Я иду. Не стреляйте.
- Не буду.
В лаз начала протискиваться крупная фигура в наспех застегнутом командорском кителе. Позволив штурмовику продвинуться на две трети пути, Аким пустил ему стрелу в горло.
- Подлый мерзавец, - заорал в бешенстве командор, - Вы подстрелили переговорщика.
- А ты, командор, бессовестный лгун, - Аким в долгу не остался, - Послал вместо себя бойца. Тварь ты трусливая.
Штурм ожидаемо возобновился. Долго Аким продержаться не смог, но схватив грудью пулю, он покидал бренное тело с чувством выполненного долга. Крови он, конечно, пролил немного, зато неплохо ее попортил командору. А кроме того, он умудрился задержать штурмовиков дольше, чем обе предыдущие засады вместе взятые.
***
Оставив Акима, Вася и Ольха пошли дальше. Узкий свод тоннеля с каждым шагом раздвигался, а через два десятка шагов и вовсе вывел в большую, даже огромную подсвеченную тусклым зеленым светом очень причудливую пещеру.
Ольха взяла Васю за руку, и они, как два школьника на экскурсии, начали обходить пещеру, восторженно разглядывая древние сталагмиты, немыслимых оттенков каменные прожилки, причудливые наложения пород. Пещера ощущалась величественной и очень древней. Они прошли ее всю и только у дальней стены обнаружили источник свечения.
- Так вот она, какая, «Мировая жила». Размером с добрый бочонок, - Вася остановился у торчавшего из скалы очень крупного куска нифриловой породы, напоминавшего зеленый светящийся прыщ на теле гранитной пещеры.
- На южном континенте она размером с Северград, а то и больше, - напомнила Ольха.
Они стояли над выходом жилы, разглядывая крупные кристаллы, ее составляющие. Нифрил светился переливами. От него исходила гудящая мощь, заставляющая утробно трепетать все тело. Очевидно, принц рвется именно сюда.
- Вась, - позвала Ольха, держа его руку в своей, но не отводя при этом завороженного взгляда от жилы.
- Что?
- А вот Акима сказал, что в следующей жизни встретимся. Ты ему веришь?
- Конечно, - ответил Вася, не задумываясь, - Я теперь и сам помню прошлую жизнь.
- На Старшей Сестре?
- Ага.
- А это точно не выдумка?
- Точно, - заверил Вася, - Не может, чтобы тысячи людей выдумали одно и тоже. Хотя… странностей тоже хватает.
- Это каких?
- Ну, к примеру, все выходцы со Старшей Сестры помнят последним один и тот же день. Семнадцатое декабря. А почему?.. я не знаю.
- Может семнадцатого декабря открылся какой-нибудь проход с того мира в этот, - предположила Ольха.
- Может и так.
- Вась.
- Что?
- А мы? Мы с тобой встретимся в следующей жизни?
- У меня нет такой уверенности как у Акима. Но я буду тебя искать.
- Тогда я буду тебя ждать, - Она выдохнула облегченно. Васин ответ будто унял задавленную, но все равно мучившую ее тревогу.
- Если ты будешь меня ждать, мне будет намного легче тебя найти.
Ольха кивнула. Она и сама ощущала не звериным, а именно женским, чутьем, ее ожидание – как маяк. Чем неколебимей будет сила ее ожидания, тем ярче будет для ищущего свет маяка.
- Вась.
- Что?
- Я вроде слышу голоса. Аким с кем-то разговаривает.
- Он пытается выиграть для нас время.
- А что нам нужно делать?
Вася пожал плечами. Он не знал, что делать. Просто стоял и смотрел на нифриловую жилу. Потом, будто вспомнив, пошарил в кармане и достал копеечную монету, оплетенную шнурком.
- Что это?
- Обережная копейка, - ответил Вася, показывая монетку, - Отец сунул мне в руку, когда мы прощались… а, ты знаешь, я ее помню… она в нашей избе висела… и шнурок этот помню.
- А зачем он тебе ее отдал?
- Ну не знаю. Как память, наверное. Он мне ее три года назад тоже отдал, но меня Лисы поймали, и я эту монетку оставил на делянке. Не стал с собой забирать. Боялся, что Лисы отберут. А теперь она вот опять ко мне вернулась.
- Обережная копейка, - повторила Ольха, - Может она нас как-то убережет?
- Это вряд ли.
- Вась.
- Что?
- А зачем он в тот раз тебе ее отдал?
- Ну, в тот раз он попросил меня развести огонь.
- Никогда не умела ставить такое заклятие.
- Это не заклятие. Обычный приказ на нифриле, - Вася увидел свет лукавого любопытства в ее глазах, будто бы она раньше не видела, как нифрилом разжигают огонь, - Ладно, сейчас покажу.
Он положил копейку прямо на нифриловую жилу и заговорил, припоминая слова своей детской приказки:
- Копеечка, копеечка. Дай мне искорку, покормлю тебя хлебушком.
Копейка начал набирать свет, а достигнув предела свечения, стала стягивать этот свет в середке, когда свет собрался в одну крошечную точку, то из зеленого стал белым и таким ярким, что глаза стало резать, а потом выбросил эту ослепительную каплю света на нифриловую жилу. Один из кристаллов жилы засветился ярче, а потом точно так же стал собирать свет в одну точку, а достигнув предела, перебросил свечение на следующий кристалл.
Потом горячий свет перекинулся на все соседние кристалы, а потом пошел передавать приказ вглубь жилы. С каждым разом времени на срабатывание приказа уходило все меньше, а глубина распространения нарастала.
- Цепная реакция, - негромко проговорил Вася, - Ускорение и дальность распространения повышаются в геометрической прогрессии.
- О чем ты, Вась?
- Неважно. У нас осталось совсем мало времени, - Вася мягко обхватил ладонями ее голову и приблизил свой лоб к ее лбу.
- Вась, что ты делаешь?
- Я хочу запомнить свет твоих глаз. Так запомнить, чтобы узнать потом безошибочно… в любом мире… в любом теле.
Ольха его поняла. Они прижались, будто приклеились, лбами и смотрели друг другу в глаза, чтоб насытиться, чтоб выжечь в самой глубине, может быть прямо на телах своих душ этот особый слепок, чтобы не утерять эту память
