выглядел неважно. Бледный, он словно был болен, так горели его черные глаза, такой горячечный румянец раскинулся на острых скулах и искусанных в кровь губах. Заметив изучающий взгляд, брат свел брови и приподнял плечи. Ну точь-в-точь – обороняющийся звереныш. Но Гвидо видел в нем породу, а по долгу службы ему приходилось быть проницательным. Львята вырастают в царей зверей, а у Джоланта Мэлруда для этого хватало когтей, клыков и характера.
Если Гвидо в чем-то и был уверен, то в том, что его брат справится. Он наклонился ниже, подвинул канделябр со свечами к карте и показал пальцем вниз, через море, к архипелагам Шора, уткнулся в нарисованную тонким пером крепость с надписью на южном языке. Шаг-Че. Столица, которую Поющий народ звал не иначе, как «Сердцем».
– Наш путь лежит сюда.
– Я принес волю Шормаару: Великий хочет взглянуть на своего племянника, – мягко пояснил Шамси, – увериться в том, что шпионы и бумаги не врут. Что вы, Джолант, на самом деле сын своей матери.
– Сейчас важнее, что я сын своего отца, разве нет? – нахмурился Джолант. Он развернулся к шорцу. – У Бринмора всегда был свой король – Мэлруд. И я – Мэлруд. Зачем императору Шора видеть меня? Разве не важнее сейчас разобраться с внутренним врагом, Тито, пока тот не устроил геноцид?
– Суров и горяч, как Конаста в юности! – покивал Шафран, едва ли не хлопнув в изрисованные хной ладони, – но что же, вы хотите в одиночку устроить переворот?
– Тебе нужна будет армия. Поддержка императора придется кстати, особенно если он признает сына своей сестры и историю её неудачной помолвки с почившим королем Бринмора.
– Мы тратим время.
– Нет, не тратим, – внезапно резко воскликнул Гвидо, – мы выступаем завтра.
Джолант обернулся на Гвидо, и тому показалось, что брат его вот-вот ударит прямым в переносицу. Но медик стоял, непреклонно сложив руки на груди. «Тратим время» – говорит человек, неделю не покидавший своей постели.
По лицу Гвидо прошла рябь раздражения, за которой таилась усталость от промедлений: сначала объясни этим дуракам всё, потом поймай Чонсу, затем терпи, когда эти голубчики натрахаются и будут готовы взглянуть правде в глаза. Как удобно случился этот наёмный убийца! Как удачно, что именно в эту ночь Гвидо немного ослабил стражу, отправив большинство охранников в дорогу вместе с Джолантом.
Ну, право слово. Это же Чонса. Ей ничего не угрожало кроме правды, выскочившей из-за угла и вдарившей голубчиков по лбу. И если на Джо не действуют слова его собственного брата, то, может, плач возлюбленной поставит мозг на место? Так и случилось.
– Корабль уже ждет рассвета, – нараспев проговорил Шамси и снова чуть поклонился. – Я буду рад этому пути! У нас будет время на знакомство и приятное общение…
– Вы плохо знаете моего брата, – буркнул Гвидо.
Пробраться в сердце Поющего Народа, город Шаг-Че. Познакомиться с самим Императором! Джоланту предстояло взглянуть в лицо своему будущему, своему прошлому, принять свою судьбу в настоящем. Был ли он готов? Украдкой, во время случившегося долгого разговора Гвидо то и дело заглядывал в сосредоточенное лицо своего брата, и каждый раз замечал новые черты: как жестко надломились его брови, как вспыльчивая искра в глазах сменилась огнем праведного гнева, как в решительности потрескивала кожа на кулаках. В конце концов, он удовлетворенно кивнул, вписав все наблюдения в свой мысленный журнал. Неплохо для начала. Сойдет. Судя по тому, как Шамси сменил самодовольную болтовню на четкие и короткие ответы, Джолант умел производить первое впечатление.
Потом Шамси откланялся и ушел обратно к кораблю. Из холла вместе с ним от стен отделилась чертова дюжина теней и вышла следом, и Джолант тяжело оперся о перила лестницы.
Ну вот и всё, хотел сказать Гвидо.
– Готов прощаться? – И, заметив, как изменилось лицо брата, проговорил ласковым и понимающим тоном: – Я говорил тебе. Ты знал, что это неизбежно.
– Почему нельзя взять её с собой?
– Потому что ты – король, а она – ренегат. Или ты думаешь, что Чонса согласится стать наложницей в твоем гареме? Нет, братец. Тебе предначертано разобраться с мирским, а ей – с божественным. Но только вместе у вас что-то выйдет.
– У нас что-то выйдет? – усмехнулся Джолант двусмысленности этой фразы. Гвидо тоже это понял, хотел поправить, то Джо тяжело качнул кистью и перебил открывшего рот брата. – Чонса считает, что ты слишком много говоришь. Поэтому, пожалуйста, помолчи.
И Гвидо подчинился. Только смотрел, как Джо с каждым шагом тяжелее припадает на ногу, как идет по коридору, качаясь пьяным, как скрывается за стеной, как хлопает дверью в свои покои. Медик-шпион вспомнил шорскую поговорку и проговорил её себе под нос:
– Кто чувствует стыд, тот начинает чувствовать долг. Ах, боги, мне надо выпить…
Приятная щекотка от движения ладони вниз по спине. Тёплое дыхание в ухо, от которого отвели пряди.
– Чонса-а… – шепот, коснувшийся мочки, скользнувший по хрящику язык. Девушка взволнованно вздохнула. Она очнулась от дремы, со скрипучим кошачьим вздохом перевернулась на спину и обняла Джо руками и ногами. Она не спросила, где он был. Он не рассыпался на объяснения. Сразу прильнул с глубоким чувственным поцелуем, и Чонса была рада тому, что мысли заняты лишь им, что можно закрыть глаза, растворяясь в ощущениях, не думать и не переживать. Забыться. Затеряться в чувствах, как в лабиринте.
До рассвета они любили друг друга так, как никто и никогда, словно пытаясь отыграться за годы отстраненного знакомства. К исходу ночи сил не хватало на то, чтобы оторвать голову от подушек и спуститься за водой на кухню, и Джо мог лишь раскрытой рукой водить по голому животу Чонсы и смотреть, как он покрывается мурашками, а девушка ёжится от щекотки. Когда эта забава надоела, парень прижался губами к её соленому лбу и отфыркнул упавшие на брови кудри. Им было хорошо.
– Как бы мне хотелось, – шепотом сказал Джо, – остаться здесь навсегда.
– Останься. Их все равно не спасти.
Как она сказала это! С улыбкой, с тем же теплым выражением в глазах, водя губами по его ключице. Тени от стрел её ресниц на скулах казались продолжением татуировок на лице.
– Можно хотя бы попытаться, – осторожно ответил он. – Гвидо говорил, что есть…
– К черту Гвидо. Твоему брату не место в нашей постели.
Она села на него верхом. Одно движение – и тонкое одеяльце сползло с её плеч, и в голове у Джо снова помутилось от огромной, всепоглощающей, затмевающей разум любви, щенячьем восторженном обожании, желании быть рядом. С ней. В ней.
