— "Я Беркут-11", прикрывайте, — один из "Илов" вдруг выпустил шасси и стал заходить на посадку. — Давайте, черти, чего вы телитесь?
Штурмовики, уже отошедшие было от аэродрома, развернулись, и вновь пошли в атаку. Мстить. Кустарник, прячущий зенитную батарею, выкосило так, будто некий великан прошел там с тяпкой. Стрельба с аэродрома сразу стихла, остался лишь дым разгоняемый винтами самолетов.
Штурмовик уже катился по полю, фигурки, отчаянно размахивая руками, неслись ему навстречу. Остальные "Илы", отстрелявшись, собирали строй. Слева выскочила четверка "Фоккеров", они были пока еще далеко, но все равно задерживаться не стоило.
— Восемнадцатый, я Дед, прикрой. — Виктор заметил какое-то подозрительное шевеление на разгромленных позициях зенитчиков. — Атакую зенитки.
Земля ринулась навстречу и белесые, яркие на темном фоне земли трассеры, перечеркнули окоп, накрыли его клубочками разрывов. Вовремя. Ил уже развернулся и теперь, обратно по своим следам, разгонялся. Неторопливо, неуклюже. Он тяжело, по-вороньи оттолкнулся от земли, на секунду словно завис, раздумывая лететь ему или вернуться, и, наконец, медленно стал набирать высоту. В задней кабине сидело двое. Они так тесно прижались, что казалось, будто стрелком там огромный толстяк. Из летной кабины торчал торс второго спасенного.
"Илы" дождались своего товарища, окружили его, словно прикрывая крыльями, и вся группа дружно полетела домой. Четверка "Фоккеров", маячившая на горизонте, в бой так и не вступила…
Соломина нашли через день, в простом, армейском госпитале, никакого отношения к авиации не имеющем. Нашел Виктор, после долгих поездок, поисков и расспросов. Лешку поместили в светлую солнечную палату. Чистенькие белые стены, веселые цветные занавески на окнах делали ее теплой, уютной. И тем страшнее казался лежащий на кровати человек, с кроваво-черной маской вместо лица.
Побило его страшно. От левого уха осталась только дырка, две вместо носа, губ не было — сгорели. От старого Лешки были одни глаза.
— Очками прикрыл, — сказал он вместо приветствия. Голос у него тоже изменился — стал каким-то пискливо-хрипловатым, — зря наверно.
Виктор подошел поближе, хотел пожать другу руку, но и они были обожжены. На левой отгорели пальцы: не хватало мизинца и безымянного.
— Леха, ты, давай, держись. Подлатают медики, еще полетаем с тобой, — слова прозвучали фальшиво и Виктор сам это понял.
— Отлетался я, — у Соломина в глазах блестели слезы.
— Хватит себя хоронить! Я вот так же, без кожи лежал, — соврал Виктор. — Зато сейчас все бабы мои!
Лешка оскалил зубы. Должно быть это означало улыбку, а может, и нет. На черно-кровавой маске было не разобрать.
— Больно, — прохрипел он, — уже сил нет терпеть. Ты это… — голос его становился все тише, — Ольге скажи, что я умер. Не надо ей такого. Скажи… как друга прошу…
Услышав Лешкины хрипы, в палату ворвалась медсестра и Виктора бесцеремонно выставили за дверь.
Ольге он все рассказал. Поначалу не хотел, но глянув ей в глаза, не смог промолчать. Просто не простил бы себя, промолчав, убив у нее надежду…
В наушниках хрипело и трещало. Периодически сквозь шум помех доносились короткие, невнятные команды, перемежаемые отчаянной руганью. Где-то шел воздушный бой. Но это где-то скрывалось за серой дымкой, за частыми, низкими облаками и могло быть где угодно. Далеко слева проплыл истерзанный артиллерией Никопольский плацдарм, остался позади Днепр, и теперь внизу пролегала оккупированная территория. Пока еще оккупированная.
— Смотри внимательно! — ведомый и так активно вертел головой, но Виктор счел не лишним напомнить. Где-то поблизости находилась один из вражеских аэродромов подскока и зазевавшись, легко можно было превратиться из охотника в жертву. Справа показалась длинная тонкая линия узкоколейки. Десятка два секунд она словно летела рядом, выдерживая четкий параллельный курс, потом неожиданно вильнула и скрылась в тени рощи.
Начались охотничьи угодья. В этом районе проходили воздушные трассы нескольких немецких аэродромов, здесь и кормился сто двенадцатый истребительный. Дичь встречалась. Вчера, километров на тридцать южнее, отличился Щеглов. Парой они перехватили звено пикировщиков Ю-87 и в результате короткого боя сумели завалить одного из "лаптежников". Сегодня на схожий результат надеялся Саблин.
Тучи застыли метрах на восьмистах. Застыли сплошным серо-белесым потолком, спрятав солнце, мешая обзору. Можно было подняться выше. Километрах на трех облачность прекращалась. Там светило яркое, совсем не зимнее солнце, а тучи походили на мягкий ковер невесомой белоснежной пены. Вот только охотиться там, вверху, было не на кого. Немецкие транспортники, вблизи линии фронта, предпочитали прятаться в облаках, остальная авиация, в такую погоду если и летала, то под ними.
Но охотиться было не на кого, воздушная трасса вымерла. Не мелькали на горизонте быстрые "Мессера", тяжелые туши транспортников и бомбардировщиков тоже обходили район стороной. Часы в кабине неумолимо тикали, отмечая время полета, бензин в баках таял, но так никто и не появился. По узкоколейке проехала дрезина, по дорогам ползли одинокие подводы, но настоящей, стоящей цели не попадалось.
— Курс сто сорок! Уходим!
Под крылом плыла плодородная украинская земля. Жирный чернозем полей, небольшие леса, густые голые рощи. Показалась ржавая водонапорная башня на краю деревни, за ней прямо на мосту через небольшую речушку обнаружилась небольшая, с десяток машин, автоколонна.
— Двадцать девятый, атакуем! Бью головную!
Однако среди тупорылых тентованных грузовиков отыскалась пара приземистых вездеходов, с тонкими жалами "Эрликонов" в кузовах. Их расчеты увидели советские истребители и издалека, заранее огрызнулись.
— Отходим! — Возникшая в небе, метрах в трехстах впереди дорожка из разрывов отбила желание штурмовать. Игра не стоила свеч. Провожаемые злорадным улюлюканьем зенитчиков, "Лавочки" отвернули и полетели на юго-восток.
Впереди, чуть слева по курсу показалась горящая деревня. Серый дым стелился над землей, и издалека казалось, будто это не дым, а туман. Колькина "Лавочка" вдруг закачала крыльями, привлекая внимание, но Виктор уже и сам увидел, как далеко слева мелькнуло что-то темное, быстрое.
— Внимание, поворот!
Клочья облаков цеплялись за кабину. Под крылом пронеслась узкая, поросшая камышом, речушка, показалась разбитая артиллерией роща — стволы деревьев светлели свежими расщепами. В центре рощи горело что-то яркое, пачкающее небо жирным чадом, привлекающее к себе внимание. Свежее. Тридцать секунд назад этого пожара не было.
