Сергей Антонов - В интересах революции

Птеродактили убрались из зоны обстрела, затем превратились в едва различимые точки и, наконец, совсем исчезли. Томский не был уверен, что властелины неба всерьез испугались выстрелов или дали деру от голосистого Карацюпы. Возможно, их прогнал вступающий в свои права рассвет.

Под радостный лай овчарки Пьер помог карлику подняться. Наконец появилась возможность покинуть сквер. Маленький отряд выстроился в две колонны. Впереди шагали имевшие опыт наземных экспедиций Томский и Аршинов. Прапор хотел идти по одному из двух шоссе, но Толик настоял на том, чтобы передвигаться по бульвару в центре улицы. Разросшиеся по обеим сторонам деревья сплелись сучьями, сделав путешествие по бульвару не слишком комфортным. Однако те же деревья могли бы служить хорошим укрытием в случае нападения. Ведь общепринятое мнение, что птеродактили охотятся исключительно ночью, могло быть ошибочным. К тому же птерозавры не были единственными тварями в компании тех, кто желал попробовать человечины.

Вскоре Томский пожалел о своем выборе. Бульвар превратился в настоящие джунгли. Причем больше всего неудобств доставляли не кле– ны-мутанты, а трава, лианы и ползучий кустарник. В своем неистовом стремлении прорваться к солнечному свету они обвивали стволы деревьев. Впивались в кору шипами, карабкались наверх, а вместе взятые, образовывали настоящую непроходимую сеть.

Дорогу сквозь нее вызвался прорубать Банзай. Он старательно махал своим тесаком, но особых успехов не добился. Кусты-паразиты защищались от нападения не только шипами и колючками, но и прочной, как пластмасса, корой. Острые края травы были не менее опасны, чем само мачете.

В конце концов Томскому пришлось сдаться: передвигаться по дороге хоть и опаснее, но значительно проще, чем по запущенному бульвару с его одичавшей флорой. Как только отряд двинулся по едва различимым трамвайным путям, скорость значительно увеличилась. На протяжении пары километров люди не встретили никаких препятствий, кроме уже ставших привычными остовов машин. Томский уже было решил, что улица будет пройдена без неприятных сюрпризов, когда увидел странное сооружение. Оно перекрывало улицу от края бульвара до тротуара. Первым, что бросилось в глаза, были объемные цифры 1941-1945 в его узкой части.

Присмотревшись, Томский понял, что на трамвайных путях лежит памятник высотой в полтора десятка метров. Сквозь просветы в зеленой поросли, обвившей бетонный монумент, с трудом различались фигуры солдат в касках и с винтовками. Примкнутые штыки упирались в то, что когда-то было постаментом обелиска. Сам по себе упавший памятник не был чем-то необычным для разрушенного города. Удивляло другое. Прямо под обелиском зиял черный провал ямы. Ее края ощетинились обломками асфальта и гранитных плит. Томский никак не мог избавиться от чувства, что в этом, на первый взгляд, случайном нагромождении разнородных фрагментов имеется какая-то система. Памятник мог упасть без посторонней помощи, но тогда его нижняя часть находилась бы у постамента, а не наоборот. Создавалось впечатление, что кто-то специально перевернул и передвинул обелиск таким образом, чтобы сделать над ямой подобие крыши.

Толик поднял руку, подавая отряду сигнал остановки. Следовало быть начеку. Существо, создавшее для себя укрытие таких размеров, должно было обладать огромной силой. Томский осторожно приблизился к краю ямы. Рассмотреть что-нибудь в темноте не удавалось. Пришлось включить фонарик. Луч света уперся в тонкие белые нити. Они занимали все пространство небольшой пещеры. Пересекались, сплетались, образовывали плотные жгуты и полупрозрачную кисею. Ближе к земляным стенам нити утолщались и заканчивались белыми шариками, накрепко прилипшими к мокрому грунту. Вся эта сложная система предназначалась для того, чтобы удерживать в центре пещеры мохнатый кокон овальной формы. Когда его коснулся луч фонаря, кокон заблестел. Он состоял из нескольких десятков слипшихся шариков, наполненных желтоватым желе. В центре каждого шарика можно было различить черный сгусток. Толик, еще не осознав, что именно он увидел, почувствовал отвращение. Когда же его плеча что-то коснулось, невольно вздрогнул. Рядом стоял Владар. С минуту он пристально смотрел на кокон из шариков. Потом выдал свой вердикт:

– Яйца паука. Довольно необычные на вид, но есть ряд характерных признаков, по которым их нельзя спутать ни с чем другим.

Томский машинально прижал руку к груди. Ему показалась, что рана снова начинает саднить. Пауки повсюду. Нападают на людей в Метро. Роют норы на поверхности. Захватывают новые территории. Из этих яиц вылупятся новые твари. Более сильные, более беспощадные. Порождения радиации, которая без конца совершенствует свои творения.

С пауками у Толика были личные счеты. Возможно, это и повлияло на решение позвать товарища Федора. У того ведь всегда имелась в запасе бутылочка.

– Это нельзя оставлять, – сказал Томский. – Их и без того слишком много развелось.

Федор кивнул. Снял с плеча вещмешок и вытащил бережно укутанную в тряпку бутылку с коктейлем Молотова. Вспыхнул фитиль. Бутылка, кувыркаясь, полетела в яму. Полыхнуло пламя. Из-под опрокинутого памятника вырвались клубы черного дыма. Послышалось шипение и треск лопающихся шариков. Томский отошел от поваленного памятника с чувством выполненного долга. Всего лишь бутылка с горючей смесью, а на пару десятков пауков станет меньше. Тоже результат.

И тут загрохотал автомат.

Стрелял Русаков. Прижав приклад к животу, он поливал свинцом руины ближайшей многоэтажки. По ним, расшвыривая в разные стороны обломки бетона и кирпичи, спускалась на улицу хозяйка разоренной норы – огромная черная паучиха.

Габуния наконец отмылся и сразу почувствовал себя значительно лучше. Он продолжал зачерпывать воду пригоршнями и поливать защитный костюм, хотя необходимости в этом уже не было.

Мартин в сопровождении всего взвода расхаживал по частично разрушенному Высокояузскому мосту, с которого открывался отличный обзор во все стороны. Вот только любоваться было нечем – слишком однотипным был пейзаж.

По другую сторону моста возвышались руины какого-то фабричного здания. С наступлением утра ветер стих. Не шевелились больше массивные кроны деревьев, не клубилась ядовитая пыль. В развалинах не наблюдалось ни малейшего движения. Даже река больше походила на мокрую асфальтовую дорожку – ни волны, ни расходящихся по воде кругов. Новые хозяева бывшего мегаполиса убрались в свои убежища и отдыхали в ожидании наступления темноты – времени охоты. А может, стеснялись показывать свое уродство при свете дня?