Сергей Антонов - В интересах революции

Все как завороженные смотрели на дикую сцену. Лацис, наконец, пришел в себя и подал знак к отступлению.

Едва он сделал шаг, как мост содрогнулся от страшного удара. Рядом с местом пира собачьей стаи асфальт с треском вспучился и провалился. В облаке пыли вверх полетели куски бетона и асфальта. Завизжали придавленные обломками псы. В сером мареве мелькнуло что-то черное. Снизу послышался плеск воды.

Когда пыль осела, Гиви и Мартин осмелились приблизиться к трехметровому пролому. Но увидели они только провисшие над Яузой куски арматуры. Ничто не напоминало о том, что несколько минут назад стая мутантов терзала здесь человека. Темная река была абсолютно спокойной.

Но Гиви не сомневался: под продолговатой выпуклостью на зеркальной глади скрывалась голова таинственного и могучего Хозяина Яузы.

Томский наблюдал за мутантом, пытаясь оценить его боевые качества и быстро найти выход из непростой ситуации. Паук спускался по крутому склону горы строительного мусора, в который превратилась многоэтажка. Путь был непростым. Мутанту то и дело приходилось карабкаться на перекошенные плиты перекрытий, отшвыривать с дороги куски железобетонных конструкций, нырять в ямы, образованные пустотами, и подниматься наверх.

Пауки с поверхности не были похожи на своих кошмарных собратьев из подземелий.

Здешние были в несколько раз крупней и все сплошь покрыты тяжелой хитиновой броней, отливающей иссиня-черным цветом. Панцирь был настолько жестким, что все пули, ударявшие в него, с визгом отскакивали. Чудовище казалось неуязвимым. Четыре расположенных по дуге зеленых глаза смотрели то на людей, то на разоренную нору.

Людям оставалось только одно – отступать, мчаться во весь опор по дороге и надеяться, что монстр откажется от погони, вернется в нору к сгоревшим детенышам.

Нет, так не выйдет. Если по руинам мутанту удается передвигаться довольно быстро, то на улице он разовьет чудовищную скорость. Скрыться в зарослях бульвара можно от птеродактиля, но не от паука.

На раздумья осталась минута, если не меньше. И тут Томского осенило. Прямо над впадиной, в которую паук должен был неминуемо спуститься, нависала огромная плита. А всего в нескольких шагах, среди руин, валялся фрагмент лестничного пролета. Он вплотную примыкал к плите и просто молил, чтобы кто-то поднялся по его ступенькам.

Толя подбежал к Пьеру, жестами объяснил свой замысел. Великану не потребовалось объяснять дважды. Он бросился вслед за Томским. Поняв их замысел, вместе с Русаковым открыли огонь остальные. Чудовище натолкнулось на стену автоматного огня. Мотнуло бесформенной головой и продолжило спуск. Когда паук оказался на дне впадины, Пьер и Толик всем весом навалились на плиту. Несколько тягостных секунд им казалось, что огромный кусок бетона не удастся сдвинуть даже на миллиметр. Однако плита все-таки вздрогнула, покачнулась и обрушилась в яму. Кое-чего Томский предвидеть не мог. Второй конец плиты был погребен под грудой кирпичных обломков. Накренившись, он с тяжелым вздохом поехал и утащил за собой обоих смельчаков.

Пьер и Томский скатились на тротуар. Каждый получил по несколько чувствительных ушибов. Подсчитывать потери было некогда. Оба тут же вскочили на ноги.

Получилось?..

Мутанту удалось выбраться из впадины, но одна из восьми мохнатых лап прочно засела под плитой. Раздалось приглушенное противогазами «ура!».

Паук был создан свихнувшейся природой для того, чтобы властвовать над разрушенным городом, но она не смогла его наделить изворотливым человеческим умом. Томский молча наблюдал за дергающимся чудищем. На душе было тревожно и неуютно. Русаков положил руку на плечо друга:

– Черт с ним, пусть подыхает. Патроны нам еще пригодятся…

Томский отрицательно покачал головой. Паук не просто беспорядочно метался. Тварь знала, как вырваться из западни. Она уперлась свободными ногами в плиту и почву, напряглась… Раздался неприятный хруст. Нога выскочила из туловища, обдав плиту фонтаном густой черной жижи. Паук скатился на тротуар чуть ли не под ноги Толику и Русакову. Он лежал на спине, дергал оставшимися ногами, силясь перевернуться. Первым вышел из ступора Банзай. Он прыгнул к пауку, ловко избежал встречи с мохнатыми лапами и по рукоятку вонзил тесак в точку, где соединялось туловище и ноги монстра.

Чудище задергалось вновь, но теперь уже беспорядочно, бессмысленно. Паук агонизировал. Банзай дождался, пока стихнет последняя судорога, и выдернул свой тесак.

– А я уж думал, что этот гад – бессмертный, – пробубнил в противогаз прапор. – Оказывается, и они умеют подыхать. Потопали, ребята. Нам на Трешку.

Томский подошел к Федору. Что-то подсказывало ему, что эта встреча с пауком была не последней.

– Дядь Федор, гранаты есть?

– Откуда хоть? – возмутился бородатый.

– Колись! – Томский с требовательным видом протянул руку ладонью вверх.

Федор нехотя достал из кармана куртки лимонку и вложил ее в То– лину руку.

– Последняя, Толян.

Шагая по шоссе Энтузиастов, Гиви и Мартин думали об одном и том же. Об уюте Метро и коварстве поверхности. Открытое пространство давило на психику. Больше всего на свете хотелось сейчас вернуться в родные туннели и темные лабиринты, которые они знали, как свои пять пальцев.

Это там от них шарахалось все живое. А здесь – бескрайнее небо, серая даль, летающие, ползающие и плавающие монстры, от которых некуда было бежать, сколько бы свободного пространства вокруг ни было. Нет ничего хуже, чем спиной, затылком, всей кожей ощущать их присутствие.

Впрочем, шоссе или то, что от него осталось, пока не выказывало своей враждебности.

Здесь все выглядело так же, как на дорогах, оставленных позади. Навеки замершие машины, покрытый трещинами, местами вздыбленный асфальт. Фонарные столбы, которые выстояли в борьбе с непогодой, замерли вдоль дороги, как молчаливые часовые. Они словно охраняли границу между шоссе и заповедным миром руин, за которым человеку было разрешено лишь наблюдать.

Напряжение постепенно спадало, но заговорить так никто и не решился. Мартин и Гиви, хоть и считались отчаюгами, нарушать хрупкое перемирие с мертвым городом не собирались. Как-никак, главное испытание было впереди. Нервы и силы еще понадобятся и в Измайловском парке и на обратной дороге.

По мере приближения к парку, на обочинах становилось больше деревьев и кустов. Виднелись просто лужи и заболоченные участки. Поросшие уродливой пародией на камыши, затянутые ряской ямы с черной жижей. У Габунии вид воды вызывал стойкое отторжение. Возможно, поэтому он забеспокоился первым. Гиви услышал гудение еще несколько минут назад, но сразу тревоги поднимать не стал. Решил, что гудит у него в ушах после пережитого, а снова показаться паникером Лацису – все, конец карьере.