Когда охотница вышла на поляну, улыбка медленно сползла с лица Фрунзика. То, что было принято им за ловкость, на деле оказалось банальной слабостью. Вику заметно шатало, она едва волочила ноги. А дойдя до спящего на краю лагеря Николая, и вовсе опустилась на колени.
Поглядывая на Лесника и замирая, когда тот двигался во сне, девушка принялась рыскать в его вещах. Найдя термобокс, откинула крышку и, достав одну из пробирок, посмотрела ее на просвет. С увеличивающимся удивлением Фрунзик наблюдал, как охотница поочередно вынимала все скляночки и выливала их содержимое в траву. Дальнейшие манипуляции парень уже не смог рассмотреть — закатав левый рукав, Вика повернулась к грузовику спиной. А вернув закрытый термобокс на место, сделала то, отчего волосы на голове Фрунзика зашевелились. Матерясь, он скатился с сиденья. Последнее, что Хайк увидел сквозь бойницы, — Вика, зависшая над Николаем с занесенным клинком.
Но когда парень выскочил из кунга, девушки на поляне уже не было. А Лесник мирно спал, даже не заметив, что всего мгновение назад мог лишиться головы. Услышав отдаленный шум за деревьями, Хайк подхватил со своей лежанки оружие и медленно пошел к лесу.
Тусклый лунный свет едва пробивался сквозь переплетение веток, и между стволами царил полумрак. Легкий ветерок, гуляя в
древесном лабиринте, создавал звуки, так похожие на шаги. Периферическим зрением парень улавливал смутные тени, но стоило ему развернуться, и наваждение исчезало. Лишь неровный строй деревьев и полосы лунных лучей, просачивающихся сквозь кроны, так похожие на струи дождя.
Шеи Фрунзика коснулся холод. Колючий холод отточенного клинка.
— Зачем ты меня преследуешь? — едва слышно прошипела Вика.
Парень непроизвольно выпрямился и развел руки.
— Я видел, как ты пыталась убить Лесника, — проговорил он.
Страха не было. Захоти охотница, Хайк бы умер сразу, а не стоял
и не отвечал на вопросы.
— Но ведь не убила, — хмыкнула девушка.
А вот от ее тона Фрунзику становилось не по себе. В нем не было ярости, злости или ненависти. Только усталость. И смертельная тоска. Шею перестало леденить, послышался тихий шелест возвращаемого в ножны клинка.
— Топай в лагерь.
— Только вместе с тобой, — парень медленно развернулся.
Вблизи Вика выглядела еще хуже. Комбез в пятнах подсохшей
грязи, на разгрузке не хватало кармашков, — они, судя по лоскутам тканевых ремешков, были вырваны с мясом. Неизменный темный подшлемник, разорванный в клочья, висел на шее девушки бесполезным хомутом. Лицо в свежих ссадинах, костяшки пальцев сбиты. Растрепавшиеся волосы сплошь серебристые от седины.
— Пытаешься мне указывать? — бледные губы Вики растянулись в грустную улыбку, отчего подживший разрез на них лопнул, и по подбородку прокатилась багровая капелька. — А ведь я могла убить тебя. Сразу. Ты бы и пикнуть не успел.
— Но ведь не убила, — в тон девушке произнес Фрунзик.
Охотница кулаком стерла с лица кровь и вдруг вскинулась, затравленно посмотрев куда‑то в сторону. Глаза ее забегали, а рука потянулась за спину к рукояти клинка. Только теперь до ушей парня донесся приближающийся шелест. Шаги.
— Уходи, — рыкнула Вика.
28Б
Девушка встала к нему спиной, будто закрывая собой от шума шагов, и рывком вытащила оба мачете. Парню послышался отдаленный то ли шепот, то ли смех, от которого Вика напряглась, как готовый к атаке зверь.
— Уходи! — повторила она громче.
Звук шагов сместился левее, будто нечто или некто одним прыжком преодолело добрых метров десять. Охотница двинулась в его сторону, вновь отгородив Фрунзика от источника шума.
— Уже бегу, — буркнул парень, снимая автомат с предохранителя. — Вот, бросил товарища и бегу.
Источник шума продолжал перемещаться. Чем бы это ни было, передвигалось оно очень быстро. И будто кружило около насторожившихся людей. Как хищник, загнавший добычу и играющий с ней. Среди стволов мелькала тень. Коротко зарычав, Вика шагнула было вперед, но в следующее же мгновение коротко вскрикнула. Развернуться Фрунзик уже не успел. Его спину знакомо обожгло холодом. Руки вдруг перестали слушаться, а тело налилось тяжестью. Медленно опустив голову, он увидел клинок, торчащий из его груди. Лунные лучи ярко бликовали на полированных боках. Искры света, будто в вальсе, поплыли, оставляя за собой тусклые шлейфы, как хвосты так часто падающих в Заполярье звезд. Ускоряясь, они свернулись в тоннель. Бесконечный световой коридор.
* * *
В животе будто разорвался ядерный снаряд, отравляя болью все тело. Вика попыталась свернуться в комочек, но кто‑то насильно поднял ее за локти и заставил встать на колени. Щеку обожгло ударом, отчего голова мотнулась, а в глазах поплыли черные точки.
— Приходи в себя, сука! — мужской крик, хриплый, полный ярости. — Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза!
Новый удар и новая порция пульсирующих мушек. Вика медленно подняла веки. Уже рассвело; среди деревьев по земле стелилась легкая влажная дымка. Туман. Дождя днем не будет, а жаль. Он мог бы прибить радиоактивную пыль, и дорога до Москвы далась бы парням гораздо легче.
ZB7
— Алексей! Что ты творишь? — визгливый крик резанул по ушам. — Немедленно убери револьвер! Ты же не собираешься…
— Собираюсь, — прорычал Ермолов. — Еще как собираюсь! За парней своих…
Лба охотницы коснулся холод.
— Смотри на меня, мразь, — прорычал капитан, толкая наганом ее голову. — Ну, каково оно, знать, что сейчас сдохнешь?
Вика не поднимала глаз. Взгляд ее приковало тело, лежащее у дерева.
Фрунзик растянулся на земле, раскинув руки, будто в последнее мгновение хотел обнять весь мир. В стеклянных глазах застыли удивление и почти детская обида. Пятнистый платок слетел с темноволосой головы и влажным, окровавленным комком валялся в паре метров. В спине парня, вогнанный по самую рукоять, торчал клинок. Ее клинок.
— Ясно, — пролепетала девушка и закрыла глаза.
— Что тебе ясно, тварь?
«Улыбайся… Давай же, тряпка. Улыбайся. Жестоко, довольно. Как это умеешь только ты. Улыбайся…»
Губы Вики медленно растянулись в улыбке. И в следующее же мгновение голова мотнулась от сильнейшего удара.
«Сплюнь кровь. Что, зуб расшатался? Ничего, новый вырастет. Как всегда. Сплёвывай. Давай, вот так. Надменно. Смотри ему в глаза. Пусть он увидит в них радость, пусть он увидит в них счастье. Пусть похолодеет от ощущения никчемности своей жизни. Смейся…»
Вика залилась смехом. Задорным, довольным. Заставившим Ермолова отшатнуться от нее, как от прокаженной.
