Ещё минута уходит, чтобы изучить окрестности. Я и Султан идём по разные стороны оврага от его вершины.
Нормально. В плотном боярышнике – чисто. Трава вокруг – росистая и непримятая.
Спускаемся.
Чёрный автомобиль – на дне. Сломанные кусты за эти месяцы успели подняться, обросли вокруг машины новыми побегами. Долго бы её пришлось искать, если б не Майя…
Султан скидывает рюкзак. Начинает извлекать инструмент.
Я уточняю:
– А не проще поискать ключи в кабине водителя?
– У них не было ключей. Фомин никому не доверял. В банке грузовой отсек закрывали и опечатывали. Открывали только в здешнем офисе.
Бригадир достаёт монтировку, алмазный резак.
Убирает ветки от фургона.
Начинается будничная работа.
А я с «гансом» наизготовку поглядываю по сторонам.
Яркими снопами летят искры. Лезвие вгрызается в металл. Интересно, сколько там миллиметров? Все равно, что передвижной сейф на колёсах…
Лишь бы аккумулятора хватило. Заряжать его негде. Тогда останется взрывчатка. А шуметь неохота…
Султан вполголоса матерится. Что такое?
Лезвие сломалось.
У нас есть запасное. Работа продолжается.
Плохо, что небо опять затягивает дымкой. Солнце скрылось. Дальние деревья начинают растворяться в белёсой пелене…
Какого лешего возится Султан?
Может устал?
– Отдохни. А я подменю…
Он сухо отвечает:
– Справлюсь.
Я нервно вышагиваю вокруг. Будто физически чувствую, как уходят минуты…
– Подай монтировку.
– Щас…
Где же она? В густой траве ни хрена не видать.
Ага. Вон куда закинули – торчит из кустов рядом с кабиной.
Я нагибаюсь… И где-то рядом – кажется прямо у виска – гремит выстрел.
Fuck!
Падаю. Вскидываю «ганс». Длинная очередь летит в бронестекло автомобиля. Оно змеится трещинами, но выдерживает. Лишь несколько пуль не уходят впустую. Перешибают почерневшую, скрюченную руку с пистолетом.
ПММ вываливается на траву. А кисть мумии свисает на ошмётках кожи. И до сих пор рефлекторно вздрагивает, шевелит пальцами – будто хочет нажать спуск…
Я сплёвываю.
Как мы о них забыли? Там, за тонированным треснувшим стеклом – будто пауки в банке – два оживших мертвеца с нашивками фоминской охраны. Царапают чёрными ногтями обивку, таращатся слепыми высохшими глазницами…
Мечтают выбраться наружу?
А единственную свободную дверь – левую, ту, что сейчас наверху – заклинило. Только узкая щель.
– Султан, дай гранату.
Поздно бояться шума.
Второй мертвец достаёт откуда-то из под сиденья автомат. Но я успеваю раньше – заталкиваю гранату в щель. И прыгаю в сторону…
В ушах звенит. Куски бронестекла разбросаны по тлеющей траве.
– Вот козлы, – говорит Султан, когда дым развеивается, – Мешают работать!
– Эй, вы целы? – встревоженный голос за спиной.
Я оборачиваюсь.
Майя, Ксения и Крот. Какого хрена они притащились?!
– Пустяки, – сердито бормочу, вытирая грязь с физиономии.
– А что тут творится? – искренне недоумевает Ксюха.
– А ты не видишь? Развлекаемся!
Майя хмурится.
– Всё нормально, – говорю чуть более миролюбиво.
Ну да, из их укрытия оврага не разглядишь. Когда началась пальба, все трое не смогли отсиживаться и поспешили на выручку.
– Уходите, – добавляю, – Мы тут сами разберёмся.
– Никуда я не уйду, – губы Майи решительно сжимаются.
– Пускай, – кивает Султан и подмигивает, – Осталось самое интересное!
Гудит резак. Сверкает в проблесках солнца диск с алмазным покрытием. Лезвие опять уходит в сталь.
И ломается. Когда дверца грузового отсека вот-вот готова пустить нас внутрь.
Султан краснеет от ярости. Колотит кулаком в бок машины и что-то беззвучно шепчет.
Даже в этом варианте ясно – жуткая матерная брань. У нас ведь не осталось запасных дисков.
Бригадир хватает монтировку. Сует в прорезанную щель. Повисает на металлическом рычаге. И пытается хоть на миллиметр расширить отверстие.
Увлёкся бедняга.
Я хлопаю его по плечу. Он резко оборачивается.
У меня на ладони – пластид и детонаторы.
Султан кивает.
Я вдавливаю мягкие брусочки в пропил. Втыкаю детонаторы.
Мы отбегаем подальше.
Жму кнопку радио-взрывателя.
Гулкий хлопок!
Везёт нам сегодня… Сплошные фейерверки.
А через минуту – будто неурочное рождественское гулянье. Лысый вспотевший Санта-Клаус с мешком из плотного брезента. Ликующий визг Ксюхи. И вместо конфет, в раскрытом мешке – зелёные пачки в банковской упаковке.
– Новенькие! – сказала девочка, рассматривая пачку. И даже понюхала, – Такие красивые, что не верится… Они хоть настоящие?
– Подделка, – улыбнулся Султан.
– Что? – вздрогнула Ксения.
– С виду – как настоящие. А возьмёшь в руки… мало радости.
– Это если денег мало! Я думала мешок крупнее будет! А может, пересчитаем – вдруг Фомин, сволочь, нас надул?
– Потом будем пересчитывать, – отмахнулся Султан.
– Пора отсюда сваливать, – кивнул я.
Туман густеет. Хорошо, хоть вечер не торопится.
Мешок с долларами опять стянули шнуровкой. Ксения взяла его в охапку. Быстрым шагом мы двинулись к вершине оврага. Туда, где до сих пор караулил Индеец.
Развалины дома нависали над нами.
Мы карабкались к ним, будто трудолюбивые муравьи с ценным грузом. Разумеется, банки с тушёнкой и боеприпасы – всего лишь материал для выживания. Самое ценное было у Ксении – зато самое лёгкое. Она меня обогнала:
– Чур, я первая! – и бросилась вверх.
Ребёнок – что с неё взять? Я улыбнулся:
– Погоди… – и замолчал, словно что-то оборвалось внутри – резко, до холодной иглы в сердце.
– Назад!
Одним прыжком я догнал Ксюху. Сгрёб, потащил вниз. Султан удивлённо на меня глянул. Но понял без вопросов.
Мы скатываемся по склону, бежим, запинаясь в густой траве. И будто о невидимую стену ударяемся…
Фигуры с автоматами выросли вдоль оврага. В своих серо-зелёных шлемах – как диковинная разновидность поганок. Только что, никого не было. И вот вымахали на нашу голову. Зрачки стволов таращатся пытливо, внимательно…
По инерции мы делаем ещё пару шагов.
– Куда же вы? – спрашивает сзади вкрадчивый голос, – Это так мило, что вы достали мои деньги.
Я оглядываюсь.
В окне дома – всё так же маячит Индеец. Дурак, почему ты не стрелял?
Ответ является без промедления.
Возникает в оконном проёме рядом с Индейцем. Дружески хлопает того по плечу. И смотрит на меня. Холёная физиономия с мягким оттенком загара. Глазки-буравчики светятся интересом:
– Какая встреча!
– Привет, – выдавливаю сквозь зубы.
Юрий Петрович улыбается: