– Хорош лакать, – попенял Сиплый присосавшемуся к фляге Балагану. – Неизвестно, сколько мы тут еще проторчим. И Ткачу сейчас воды много надо.
– Я в порядке, – откликнулся тот.
Не сказал бы. Выглядел наш отец-командир неважно. Метко пущенный болт продырявил ему грудь чуть пониже левой ключицы. Сиплый сказал, что легкое не задето, но кровопотеря большая.
Мне, кстати, тоже прилетело. На бегу-то и не заметил, а как только устаканилось, глядь – из сердца штырек кованый торчит. Вернее не торчит, висит скорее, и не из сердца, а из рожка пробитого. Насквозь прохерачил вместе с патроном, только стальная пластина в разгрузке спасла. Придись чуток правее, в «молнию», и прощай, жестокий мир.
– Да сушняк дикий с этого лука, – оправдался Балаган, убирая флягу. – А больше жрать нечего.
– Капитально нас обложили, – вздохнул Гейгер.
– Ну, ты, чучело! – схватил пленника за грудки Сиплый. – Какого хера вам надо? Говори, сука!
– Не слышит, – прошептал Ткач. – Сам же видишь – контуженый.
Голова хранителя была размотана, на испещренных глубокими оспинами щеках запеклись струйки крови.
– По губам читай, тварина! – не сдавался Сиплый. – Что? Вам? От нас? Надо?
Испуганно шарящие глаза пленника вдруг остановились, изучая адресованную ему артикуляцию.
– Присоединяйтесь.
– Чего?!
– Отрекитесь от скверны, и вам будет дарована жизнь.
Из-за отсутствия передних зубов звуки выходили из его рта шипящими, словно у змея-искусителя.
– Опять та же ахинея, – сплюнул Гейгер. – В расход его надо. Все равно толку, как с говна патоки.
– Может, вы не так спрашиваете? – предположил я. – Ткач, разреши мне побеседовать с товарищем.
– Валяй, – дал отмашку капитан.
Я присел напротив пленника, положил левую ладонь на его связанные руки, а правой схватил за указательный палец.
– Сколько вас тут?
– Меня не запу… – начал хранитель очередной возвышенный монолог, но тот прервался хрустом сустава и диким воплем.
– Сколько вас тут? – повторил я, когда закатившиеся было глаза снова сфокусировались на моих губах.
Пленник попытался вырваться, однако сломанный палец, за который я все еще держался, быстро его образумил.
– Боль не страшна, – прошипел хранитель. – Вся жизнь – это боль.
– Ну, тогда наслаждайся жизнью.
Средняя фаланга пошла по кругу, хрустя размозженным суставом. Бесстрашный терпила секунды две-три хранил молчание, после чего лестничный колодец вновь загудел от вопля.
– Насладился? – остановил я экзекуцию, видя, что клиент вот-вот отключится. – Продолжим беседу? Мне ведь спешить некуда, да и пальцев у тебя еще много. А когда они будут все сломаны, выкручены и, в конце концов, потеряют чувствительность, возьмусь за ребра. Тебе когда-нибудь выламывали ребра? – Краем глаза я заметил, как стоящий чуть позади Сиплый активно жестикулирует, пытаясь донести до контуженого зрителя смысл моих слов. – Нет? Тогда тебя ожидает масса впечатлений. Ну а пока вернемся к пальчикам.
Нужно отдать должное – клиент и впрямь оказался крепким орешком, продержался минут пятнадцать. На вопросы начал отвечать, только когда дело дошло до правой руки. Обычно хватает двух пальцев. Но я все же надеялся, что привычный к истязаниям субъект проявит бо́льшую выдержку. Черт, надо было сразу за ребра браться.
– Х… хватит, – выдохнул он, обливаясь потом.
– Вопрос помнишь?
Пленник лихорадочно закивал.
– Мало. Совсем мало. Всего двенадцать человек.
– Да ну? Я только под окнами и в доме напротив семнадцать насчитал.
– Нет-нет-нет! Я не вру! Нас было двенадцать! – поспешил уточнить хранитель, когда шестой по счету палец начал обретать противоестественную конфигурацию. – Одна группа. Одна из семи.
– По наши души послали сто четыре человека?! – удивился Балаган.
– Восемьдесят четыре, – поправил я.
– А… Ну да.
– Из всей группы, наверное, только я и уцелел, – продолжил хранитель. – А сейчас, значит, остальные подтянулись.
– Семьдесят два, – подвел итог техник. – По четырнадцать болтов на брата. Не промажут.
– Сколько времени может длиться осада? – хлопнул я пленника по роже, возвращая его внимание, переключившееся было на Гейгера.
– Э-э… Не знаю. Неделю, две… Сколько понадобится. Провизии в рейд берем на три дня, но, если нужно, одна группа отправится на базу и вернется с припасами.
– Пиздец, – помотал башкой Балаган. – Влипли так влипли. Жрать нечего, питья в обрез, патронов с гулькин хер…
– Заткнись, – процедил Ткач. – Ты еще опись составь и снеси им, чтоб ждать было веселее.
– А то они не знают, – буркнул пулеметчик, привалившись к стене. – Все, бля, тушите свет. Сожрем животину, может, пару дней еще перекантуемся, а как вода закончится – в прорыв. Устрою напоследок тварям свинцовый ливень, – погладил он ствол «ПКМ».
– Животину есть пока не станем, – возразил я.
– Кол, пожалуйста, – прогундосил Сиплый, – хоть сейчас давай без закидонов.
– Никаких закидонов, лишь холодный расчет.
– И что же говорит расчет? Надолго тебе одному еды хватит?
– Зачем ты так, Сиплый? Мы ж с тобой не первый год знакомы. Разве я был эгоистичной сволочью?
– Всегда.
– Ладно, достаточно демагогии. Красавчик останется на десерт. Он вам, да и мне тоже, может быть, жизнь спас, первым вражин обнаружил, – потрепал я тварюху по башке. – А пока – вот, – в прицел моего указательного пальца попал непонимающе хлопающий зенками хранитель. – И питье, и еда.
– Спятил? – Мне показалось, что даже респиратор на роже Сиплого скривился.
– Вовсе нет, – поспешил я обосновать свою гастрономическую теорию. – Здесь мяса кило на сорок и крови не меньше пяти литров.
– Кол, ты… – Сиплый хотел было продолжить, но что-то его остановило, проколотое веко дернулось под окуляром, и медик переключился с моей скромной персоны на профессиональную тематику: – Я не стану жрать человечину. Это не только аморально, но еще и опасно. Хочешь какую-нибудь прионовую дрянь подцепить, которая из твоего мозга губку сделает? Валяй. А я пас.
– Какую-какую дрянь?
– Прионовую. Будешь хавать белок себе подобных – превратишься в трясущийся «овощ», а потом сдохнешь. Может быть, не сразу, лет через пять-десять… Прионы убивают медленно.
– А-а, ты про мясной тремор?
– Безграмотные типы вроде тебя называют это именно так.
– Сиплый, брось засирать людям мозги. Ты знаешь, сколько в Арзамасе каннибалов? Не тех, кто разок попробовал, а закоренелых, практикующих – так сказать – годами? А сколько от этой херни подохло? Единицы. Да и то бабы с детворой, в основном. Так что не надо тут умными речами аппетит перебивать. Вначале будем сцеживать кровь. Литр за раз. По двести граммов на брата – вполне достаточно. Два литра сцедим – он еще дышать будет. Потом сольем остальное. А там уж, если обстановка не изменится, примемся за мясцо. Итого – четыре дня сытой жизни нам обеспечены, пока свинка не стухнет. Ну, как вам такой расчет?
