– Подождите, – подхватился Агроном. – Еще недавно речь шла о четырех сотнях. Я уже рассчитал пайки.
– Придется пересчитать, – пожал плечами Лумквист. – Ты лучше подумай, как мы будем их использовать все эти две недели.
– Десантники пусть восстанавливают пристань, – предложил Кузнец. – А гребцов, они к работе более привычные, я бы задействовал на вырубке гинкгового леса перед фортом Лавальер. Ты же собирался, Свен, расчистить территорию до самого Ирокеза, вот и расчищайте. А бревна можно пустить на строительство укреплений перед долиной Амазонок.
– А кто эти бревна туда перетащит? – покачал головой Агроном.
– Вездеход, – спокойно отозвался Свен. – Трос у меня есть. Горючего пока хватит. Грех не воспользоваться такой оказией. Да и амазонкам будет что предъявить. А то они на нас здорово обижены.
– Решено, – кивнул Буров. – Что у нас с оружием?
– Автоматических винтовок собрано триста восемьдесят штук. Патронов к ним шестьдесят тысяч штук. Карабинов взято пока тридцать, но надо учесть, что большая их часть покоится на дне Делавара. Так же как и патроны к ним. Однако имеются добровольцы, готовые за ними нырять. Мы договорились, что половину патронов они берут себе, половину отдают мне. То же самое с карабинами. Об орудиях и пулеметах вам лучше расскажет Кузнец.
– Одно орудие восстановлению не подлежит. Его разнесло при взрыве. Снаряды в ящиках почему-то не сдетонировали. Вторую пушку отбросило взрывом в реку. Ее уже достали. Она практически не пострадала и уже сейчас готова к стрельбе. А про третью сорокопятку тебе доложит Калина.
– У орудия заклинило затвор, – поднялся с подоконника лейтенант. – За день мы его разберем, почистим и соберем. К пушке имеется боезапас в пятьдесят снарядов. Мы просим коллегию оставить орудие и боезапас в форте Щербака.
– Присоединяюсь к просьбе, – отозвался со своего места Десантник, ныне отвечающий за оборону обеих долин. – Место там опасное, а форт еще предстоит восстановить.
– Ну что же, – сказал Феликс, вставая. – Вучко, Когану и Ривьере я желаю доброго пути, а всем остальным хорошей работы.
Возвращение Соломона Когана с далекого острова получилось далеко не таким торжественным, как он ожидал. Караван, состоящий из двадцати торговых судов, остановили напротив форта Щербака и тщательно обыскали. Островитяне отнеслись к бесцеремонному поведению хозяев с пониманием. Во-первых, потому, что это были мирные люди, чьи суда мобилизовали по приказу Совета старейшин отнюдь не для войны, а во-вторых, вид вездехода и пушки мог отбить охоту к действиям даже у предприимчивого человека. И хотя Шнобель клятвенно заверял, что оружия на борту фигирийских посудин нет, упрямый лейтенант Калинин упорно искал запрещенный груз, пугая своим воинственным видом мирных гребцов.
– Военная косточка, – обернулся Соломон к Фридриху Манну, уныло стоящему на носу галеры. – Не то что ваш чумовой адмирал.
Калина, наконец, сжалился над утомленными долгим переходом людьми и животными и дал добро на проход каравана к пристани, восстановленной нешуточными усилиями старательных островитян. Хитроумный Агроном воспользовался счастливой оказией и расширил пристань в полтора раза, что позволило встать под разгрузку не только галере, но и следующей за ней ладье.
– Коней берегите! – надрывался с кормы галеры Фермер. – Голову оторву!
Три жеребца и семь кобыл были гордостью Джанни Ривьеры, выбиравшего их с такой тщательностью, словно он собирался взять все призы на арнаутском ипподроме. Соломон за это время дважды едва не упал в обморок от чудовищной жары и вони, но Фермеру на Шнобеля было наплевать. Он оказался в своей стихии и набрасывался коршуном на каждую скотину, которую вели ему островитяне. Тридцать коров и пять быков, надевших Соломону за неделю плавания своим дурацким мычанием, он выбирал два дня, забраковав при этом полтора десятка животных. Сто свиней, правда, прошли на ура. Зато блеяние овец едва не свело впечатлительного Шнобеля с ума. Овец Фермер прихватил с острова аж две сотни. Плюс полсотни коз, поражавшей глаз своей грацией. Но больше всего досадили Соломону верблюды и ламы, которых всего-то прихватили полтора десятка, первые в буквальном смысле наплевали на посла, вторые забрызгали его мочой. Что касается птиц, то Шнобель, измученный торгом, даже не стал на них смотреть, а уж тем более пересчитывать. Он нисколько не сомневался, что Фермер выбьет у несчастных старейшин все до последней головы.
– С ослом поосторожнее, – почти простонал Ривьера. – Их всего семь штук.
– А мы разве брали ослов? – спросил Шнобель у молчаливо взирающего на суету общинников Лавальера.
Базиль в ответ лишь пожал плечами. Надо признать, что плен здорово изменил Снайпера, хотя пробыл он на острове Благоденствия всего лишь месяц. Лавальер уже заявил Соломону, что в общине не останется, а пойдет искать счастья в других краях. Его решение Шнобеля не удивило. Снайпера всегда тяготила чужая власть. Возможно, сказалось детство, проведенное в редконаселенных горах Дейры. Возможно, служба в армии, где Лавальер достиг офицерских чинов. О своих боевых подвигах Базиль никогда не рассказывал, но Соломон краем уха слышал, что этот вечно хмурый человек участвовал в подавлениях мятежей на Гере и Абсалоне. Бои, по слухам, там шли нешуточные, так что было, где развернуться талантливому стрелку.
Шнобель торжественно ступил на берег, когда Ноев караван, наконец-то выгрузил на берег последнюю птицу. Соломон сердечно распрощался с Фридрихом Манном, озабоченным приемом людей, которым предстояло возвращение домой в не совсем комфортных условиях. Первым обратил на это внимание адмирал Кларк, как только поднялся на галеру. Фигирийскому патрицию не понравился запах навоза, пропитавший судно от носа до кормы.
– Запах выветрится, – сухо отозвался Фридрих, – позор – никогда. Я бы на вашем месте в первую очередь подумал об этом. Совет старейшин крайне недоволен вами, патриций Кларк.
Зато десантников и гребцов запах не смущал. Они всей душой рвались на родной остров, проклиная долину, ставшую для них местом позора и каторжного труда. Свен Лумквист и Милош Божевич сполна воспользовались дармовой рабочей силой, решив за этот месяц кучу накопившихся проблем.
Шнобель сразу же отправился к «комендатуре», дабы отчитаться перед коллегией о проделанной работе. Фермер и Агроном суетились вокруг животных и птиц, размещая их по загонам и клеткам, а вожаки общины тем временем изнывали от недостатка информации. Кормчий Вучко на остров не высаживался, в переговоры с врагами не вступал, а потому в ответ на вопросы товарищей лишь разводил руками. Соломон начал свой доклад с порога и, надо признать, более благодарных слушателей у него еще не было.
