«Бизоны» нарвались на «активную» проволоку, как будто первый штормовой вал накатился на скалистый берег – по животным, бегущим впереди прокатилась волна ярких фиолетовых искр. Многих убило сразу, их тела, продолжавшие двигаться по инерции страшного бега, пролетели вперед, некоторые, в основном взрослые быки, умерли мгновениями позже. Их тела, напоминавшие черные, поросшие шерстью, кометы, на всём бегу врезались в землю, выбрасывая во все стороны комья взрытой земли. Картина напоминала поле боя, на котором рвутся странные бесформенные ревущие снаряды – фонтаны земляных разрывов, удары мертвых и умирающих тел, бьющихся в конвульсиях на незаметных в траве металлических нитях.
Сзади неслись остальные, они ревели, предчувствуя смерть, бессильные избежать её. Они, волна за волной, продолжали накатываться на вырастающий на глазах вал из мертвых тел. Быстрота происходящего сделала это побоище неимоверно ужасным, как будто бы преисподняя на секунду приоткрыла перед людьми свой ужасающий отвратительный лик – содрогающиеся в конвульсиях тела, какофония из рева и топота сотен копыт, смрад горящей шерсти. Такое не могло продолжаться долго.
Послышались два глухих хлопка и над двумя последними аккумуляторами Форта всплыли два облачка ядовито пахнущего дыма. Аккумуляторы вышли из строя из-за резких скачков напряжения, вызванных тем, что на проволоке скопилось уже достаточно много «бизонов», отличавшихся от волков и объемом, и массой тел.
Однако это было еще не всё – в тот момент, когда пришел конец надежде людей на электрическую ловушку, оставшиеся в живых «бизоны» продолжали рваться вперед, обезумевшие от паники. Поднимая фонтаны брызг, они ворвались в ров, напарываясь на колья, скрытые на дне, они ревели от боли и ярости, тут же сзади на них налетали их сородичи, еще глубже втаптывая умирающих в раскисшую землю или в предательское дно оборонительного рва.
Кто-то из солдат, находящихся снаружи укрепления, истошно завопил от страха, его подхватили все, кто был с ним – «бизоны» летели к ним, оставалось всего несколько метров, и казалось, что это уже не животные, а сверхъестественные существа, демоны, дьяволы из преисподней, что никто из живущих на земле не сможет их остановить.
Майкл не знал, что происходит снаружи, но рев, оглушающий грохот и сотрясающаяся, как лихорадке, земля заставили его подумать, что пришел момент для решительных действий. Когда Фапгер увидел, как вышли из строя последние аккумуляторы, он решился на крайний шаг – взорвать мины вокруг Форта. Он не мог рисковать жизнями людей.
Представьте себе давно уснувший, но пробудившийся к жизни вулкан, жерло которого плотно закупорено застывшей лавой. Чудовищные по своей силе бурлят, скрытые под базальтовой толщей, вулканические газы, давление нарастает, лава ищет выхода, но все выходы закрыты. С течением времени давление становится настолько мощным, что происходит взрыв. Иногда этот взрыв происходит вокруг закупоренного жерла, образуя вулканическую кальдеру.
Холм – это готовый пробудиться вулкан, но до кальдеры в этом случае дело не доходит. Вокруг его вершины, почти идеальным кругом, вспучивается земляное кольцо, выбросившее вверх тучи земли, перемешанной с клочьями тел мертвых «бизонов», как будто земля пытается разродиться взрывами радиоуправляемых мин. С высоты холм напоминает искалеченный глаз с крохотной точкой зрачка – Фортом, начинающий заплывать расплывающейся гематомой медленно оседающей земли, поднятой в воздух одновременным кольцевым взрывом.
Уже никто не бросает ракеты – солдаты, находившиеся снаружи, отброшены назад, некоторые лежат на земле неподвижно, напоминая тряпочных кукол с вывернутыми ногами и руками. Пыль застилает глаза наблюдателям с крыши, но она не может помешать людям услышать вселяющий еще больший ужас, леденящий кровь, волчий вой…
* * *
…Мы стояли в лесу, под прикрытием спасительных деревьев, наблюдая, как загонщики, выполнив свою нелегкую миссию, отпускают стадо, не оставив мойли ни места для разворота, ни времени на раздумья. Как горный ястреб камнем падает на зайца из прохладной высоты, как каменная глыба катится вниз по крутому склону, так и стадо, показавшееся мне единым обезумевшим организмом, взлетело на холм. Сейры увидели сверкание ярких искр, похожих на ночных светлячков, но только я один знал, что это.
Я не видел, чтобы металлические нити были растянуты на деревянных подпорках, как это было сделано вокруг Черной Пустоши, скорее всего, люди спрятали «паутину» в траве вокруг вершины холма.
– Умно, – прошептал я, глядя на то, как бешеная сила, скрытая в чужом металле, рвет и терзает исполинские тела мойли, как ревут быки, как они падают на землю и продолжают биться в судорогах.
Я вспомнил, как умирал на проволоке мой друг Кас, еще тогда, весной, в тот день, когда люди прибыли в наш мир. Тогда я еще не знал всей опасности, таящейся в безобидных на вид тоненьких нитях, теперь же я знаю, потому что мне пришлось наблюдать за смертью своего лучшего друга собственными глазами. С того места, где мы стояли в ожидании нельзя было уловить запахов, но память – страшная вещь, и я, как наяву, чуял запах паленой шерсти и горящей плоти.
Как и тогда, когда я был бессилен помочь своему другу, сейчас я тоже был вынужден стоять и смотреть.
Велор был мудрым вожаком, он наверняка помнил каждое сказанное мной слово о хитростях людей и их волшебных вещах, поэтому он и приказал пустить впереди нас стадо животных, виноватых лишь в том, что они попались на нашем пути. Я – охотник, по большей части мне безразлична смерть животных, на которых мы охотимся ради пропитания. Это самый первый, основной, закон, которому учатся сейры с самого момента своего рождения – смерть ради жизни. Здесь же этот закон был вывернут наизнанку, теперь жизнь была ради смерти. Глядя на умирающих мойли, я не мог не понимать, что мы, подобно старым жестоким богам, принесли их в жертву, что их смерть, то, как они попадают в ловушки, расставленные людьми на холме, послужит нам во благо. Что они умирают ради того, чтобы сейры остались в живых и принесли смерть людям, засевшим в этой странном сооружении, похожем на те хатки, которые строят для себя и своих семей альгумблы – речные жители, запруживающие реки и подрезающие множество деревьев вокруг прудов и мелких озерец.
Я подозревал, что из-за моего разговора с вождями по поводу войны с людьми, который уже разнесся среди сейров, как лесной пожар во время ветреной засухи, я стал среди них чуть ли не изгоем – большинство сейров меня сторонились, избегали разговаривать, поглядывали искоса и частенько я замечал в этих взглядах чувство, плохо похожее на ненависть или презрение. Я стал обыкновенным воином и старался занять место в племени, как когда-то учил меня отец. Он говорил: «Места впереди – для выскочек, места позади – для трусов и сомневающихся, места посредине – для остальных. Если хочешь иметь лучший обзор, не быть трусом и бахвалом и в то же время быть вместе со всеми – займи место между местами впереди и серединой». Мой отец был одиночкой, одним из лучших охотников северо-запада, но увидев однажды мою мать, он променял свободную, но одинокую, жизнь в лесу на жизнь в племени, где хоть иногда, но тебе приходится подчиняться воле большинства.
