Через минуту-другую кафе наполнилось примчавшимися бойцами группы быстрого реагирования, взявшими весь периметр под охрану. Затем началось паломничество начальства по возрастающей, и всё это грозило растянуться очень надолго, но сверху поступило распоряжение взять у нас объяснительные и отпустить по домам. И передав Снегурочку из рук в руки приехавшему за ней дворецкому, я со спокойной душой отправился в лицей. Расследование нападения было на контроле у самого высокого начальства, путаться у них под ногами я не собирался. Тем более мне было чем заняться — предстояла первая совместная тренировка и, следовательно, знакомство моих очаровательных тренеров. И вот почему у меня плохое предчувствие, а?
Интерлюдия N 9
Капитан Пётр Кудрявцев сняв шлем и, развалившись на лавке во дворе хутора, который ещё полчаса назад им пришлось штурмовать, практически без подготовки, смотрел в вечернее небо, наблюдая за проносящимися облаками. Они принимали разные фантасмагорические фигуры, словно сама жизнь ещё молодого и подающего надежды капитана. Происходя из семьи потомственных дворян, на военной службе он не бегал от пути предков. Проснувшийся дар ветра позволил занять достойное место в армии. Конечно, это не возможности родовых аристо, но и так карьера пёрла в гору, пока полгода назад его не отправили на очередное задание, заявив при этом, что, дескать, оказана тебе великая честь. Ну-ну, быть нянькой у шестнадцатилетнего сопляка — это да. Честь. Аж лукошком не унести. Так он думал, пока не познакомился поближе с тем, кого по воле начальства ему пришлось денно и нощно охранять. Казалось, вот везунчик, умудрился хапнуть аж два камня душ, при этом даже стал магом сильнее, чем сам капитан, по крупицам собиравший силы на свой сегодняшний ранг. Но, как оказалось, парень даже не понимал, какую карту он вытянул в жизни, и делал всё, чтобы подняться самому, не завися ни от кого, будь то сам министр обороны. Своё дело, приносящее огромный, по меркам капитана, доход. Оружие, одно, другое, эти пистолеты, по которым паром писает его напарник. Девицы из родов. Казалось, приди, поклонись в ноги, и вот ты на вершине. Нет, он лезет сам, пробивая себе дорогу силой и упорством. Это достойно уважения. Будь капитан вольным — уже подумал бы дать клятву верности, встать под его знамя, а там, глядишь, чем судьба не шутит, может, и поднимется парнишка, станет вровень с древними родами. И тех тварей, что ради презренного металла готовы пустить мечту по откос, капитан был готов рвать своими руками. Чем он и занимался в последние полчаса.
Наезд «обчества» не прошёл для него даром. Ладно, тех дураков, что пришли в кафе, они красиво положили мордами в пол. Но министр, узнав о произошедшем, словно с цепи сорвался. Он не кричал, но от его тихого голоса становились дыбом волосы у матёрых егерей, прошедших через горнило стычек с нежитью. Под корень, он приказал, и вот уже сутки в столице пылают, замерзают, взрываются невесомой пылью, дома и подворья «обчества». Крупнейшая преступная организация тает на глазах дорвавшихся воинов. «Юридически мы обоснуем это потом», — сказал князь, — «сейчас я хочу видеть головы тех, кто плюнул в лицо не только мне, но и императору и самой Империи. Мы или они, третьего не дано».
— Сидишь, — хлопнулся на лавку напарник-кумихо — А мы в подвале интересного типа взяли. Уж как он нас стращал, и нам не жить, и нас всех, и детей, и жён наших. Забавный. Ребята ему мошонку прижгли — запел соловьём, кто, куда и зачем. А по подвалу клети для рабов. И как ты думаешь, кому?
— Да всё тем же, поди, — говорить капитану не хотелось
— Скучный ты. Вот нет бы спросить, а скажи, дорогой друг, кому. Просвети тёмного. А ты. Эх.
— Я уже и так понял, что потянутся нынче из Империи обозы «невинно пострадавших от произвола». У них ведь как, пока гадят, но не попались — рубаху на груди рвать будут, в верности клясться. А как возьмут за жопу, так сразу «произвол властей, сатрапы, доколе» и всё такое прочее. Скажи лучше, дорогой друг, как стволы. А то я слышал, ты бахал, а результат лень идти смотреть. Вот думаю, взять себе или нет.
— Бери. Однозначно. Вы, маги, когда силу израсходуете, беспомощней детей. А они тебя бойцом сделают до конца, до черты. В помещении они даже эффективнее, чем магия. Чем ждать, пока кастанёт кто, я двоечку влеплю и буду знать с гарантией, что противник сотни сложил. Молодец, Фальк, такие игрушки придумал.
— А как он сам тебе? Ведь из-за него заруба-то нынче.
— Не из-за него. Из-за того, кем нам жить дальше, этим тварям кланяться или по правде жить, как предки завещали. А Фальк, он мужик. И секунды не усомнился. Вот выслужу контракт, к нему подамся. Вот режь меня, не верю, что он всю жизнь в столице просидит.
— Ага, так его девки и отпустят. Да и если б на меня так хоть одна смотрела, я и сам бы никуда не пошёл бы.
— А хочешь пари. И трёх лет не пройдёт, он от них сбежит.
— Да кто ж от такого бегает. Девки богатые, родовитые, одна аж наследником его сделать может.
— Вот потому и сбежит. Не захочет, чтоб кто-то его кем-то делал. Сам полезет.
— А давай. Сотню ставлю.
— По сотне. Согласен. И если на свадьбе Фалька через три года не гуляем, идём в кабак на Валу на них. По рукам?
— А по рукам.
Конец интерлюдии.
