– А я считаю, личность должна поступать по-своему, не оглядываясь на толпу.
– Яркая личность, да? Да не смеши ты. Личность – это часть толпы. Промывание мозгов, внедрение в сознание чуждых концептов действует на уровне сообществ, а не индивидов. Это стрельба по площадям, а не по целям. Как и реклама. По сути, это и есть реклама, только образа жизни. Ты думаешь, конкретная пятнадцатилетняя девчонка, посмотрев «Дом-3», обязательно становилась блядью? Нет. Но если посмотрят миллион, каждая впитает немножко, и для кого-то это превысит критический порог. Скажем, для двадцати процентов. А были ведь и другие передачи. Клипы. Интернет. Журналы. Живое общение, с помощью которого эти концепты распространяются как медиа-вирусы, от инфицированных к еще здоровым. Система дьявольски гениальная. Как бы я хотел посмотреть в глаза тому великому мастеру, который это придумал. И вышибить у него мозги…
В этот момент до них долетел колокольный звон.
– «Иисус любит тебя», – усмехнулся Аракин. – Не понимаю, как можно быть христианином после Апокалипсиса. Оксюморон какой-то.
– А по-моему, замечательно, – возразил Саша. – Минимум соблазнов, максимум страданий. А вдруг он нас испытывает?
– Ты че, на полном серьезе веришь в бога?
– А как же, – ответил Саша. – В мире все сбалансировано. Если есть тень – должен быть и свет.
– Манихейство, – пробормотал Аракин.
Они поставили носилки и начали их разгружать.
– Что-то в этом духе, – согласился Саша.
– А по-моему, в мире нет никакого баланса, – задумчиво произнес бывший сейлс-менеджер. – Только хаос и пустота. Нам просто повезло, но это временно.
Разговор Саше уже порядком надоел. Что этот человек мог продавать клиентам, интересно? Гробы и венки?
– А я вот думаю: тот факт, что мы выжили, тянет на что-то большее, чем случайность, – упрямо гнул он свою линию.
Они снова подхватили носилки.
– Значит, ты фаталист? Нет, это все фигня, – не согласился Аракин. – Ничего не предопределено, кроме нашей смерти. Приведу простой пример. Я могу сейчас поцеловать вот эту девушку, а могу толкнуть. Это и есть свобода выбора. Ты же согласен, что каждый из этих вариантов повлечет за собой разные последствия?
Девушке в косынке медслужбы, похоже, не понравился такой пример, и она поспешила перейти на другую сторону улицы, подальше от этого неадекватного рабочего.
– Это иллюзия, – возразил Данилов. – Тебе будет казаться, что выбирал ты, а на самом деле твой поступок определяется тем, что было с тобой раньше. Это как киносценарий.
– Ладно, как говорил Шопенгауэр, если бы проблема свободы воли имела решение, философии незачем бы было существовать.
На этом они разговор прекратили.
Еще с первых дней Данилов отметил, что народ в целом работает охотно. Волынить, опершись на лопату, и устраивать перекуры по двадцать минут никто бы им не дал, но и открытого желания так сачковать он не замечал почти ни у кого. Работали не за страх, а за совесть – показного энтузиазма и фанатизма тоже не было, работали так, как любой нормальный человек работает, делая что-нибудь для себя – для своей квартиры, дома, садового участка. Наверное так, подумал Данилов, создавали советскую индустриализацию – с огоньком, с душевным подъемом, которые лишь иногда дополнял наган товарища Ежова.
Он слышал, что еще зимой, когда город был только заселен, в рекордные сроки подняли из руин и привели в порядок коммунальное хозяйство. К февралю уже никто с буржуйками не сидел, работало центральное отопление, а там. где проводить его сочли нерентабельным – стояли автономные котлы. Трубы пустили поверху, обмотав потолще стекловатой – неэстетично, но легче обслуживать, да и не будет аварий, если грунты поплывут. Чтобы не подмывало дома и дороги, устраивали насыпи. Плюс утепляли одноэтажные дома посредством теплоизолирующей подкладки над фундаментом. Чтобы побыстрее расчистить улицы от снега, его раскидывали и вывозили машинами, посыпали золой, чтоб быстрее таяло. Потом боролись с паводком, рыли канавы и отводили воду.
Затем за неделю построили стену. Потом, по сути, в условиях вечной мерзлоты, провели посевную. В этом Саша уже успел принять участие.
Кое-кто не верил, что при сократившемся периоде вегетации вырастет хоть что-то – но ведь собрали! За неполные четыре месяца – картошка! Правда, сильные дожди заставили торопиться. Где урожай был сам-третей, где сам-четверт – если бы не вылезший непонятно откуда фитофтороз, было бы больше. А вот колорадский жук зиму не пережил.
Более теплолюбивые культуры росли в парниках, которые отапливалась и получали дополнительную подсветку от ультрафиолетовых ламп. Кое-где урожай снимут только в конце сентября – начале октября.
Даже теперь работы было непочатый край. То и дело срывало ветром провода – электрики без дела не сидели. Но и менее квалифицированный труд был востребован. Бригада валила поврежденные бурями деревья, распиливала поваленные сосны и ели.
Нет, так не работали в протестантской и католической Европе – разве что в Японии и Китае. Вот и верь после этого сволочам, которые говорили, что России мешают русские, и надо поскорее уморить их и заменить на более «приспособленный» народ. Просто для русских нужна другая мотивация – надличностная.
Могут ведь, когда захотят. Жаль, что поздно спохватились. Глядишь, если бы работали так всегда и во всем, никто 23-го августа на такую ненормальную страну напасть бы не рискнул.
Более мелкий мусор таскали мешками в одиночку. Данилов уже заполнил свой наполовину, когда увидел джип «Лэндровер», в котором зам градоначальника обычно объезжал объекты.
«Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионерия.
Сегодня посетил отряд
Лаврентий Палыч Берия» —
напел Саша себе под нос.
Но Богданов к нему не подошел, и донести до Саши державную волю выпало бригадиру, бывшему сурвайверу Дэну.
– Санек, товарищ-князь Владимир Красно Солнышко просил передать, что твое прошение удовлетворено. Переводят тебя завтра.
– Было приятно работать с вами, – в голосе Александра не было иронии.
– Ну, день еще не закончился, – сказал бригадир. – Бросай мешок, бери вон ту дуру и тащи к машине. Люминий не чугуний, мля.
Данилов потащил цветной лом, слыша, как бригадир вернулся к прерванному диалогу.
– Скинхеды это миф. Их уже десять лет как нет, – сказал он в ответ на какую-то фразу собеседника, который раньше был активистом одной правой партии. – А единственный фашизм, который был в России – либеральный. Русских людей хотели превратить в политкорректную мразь и растворить в чужом генофонде… Нет, я не нацист. Но те хотя бы видели проблему. Это лучше, чем добровольно делать из себя шашлык.
