Данилов потащил цветной лом, слыша, как бригадир вернулся к прерванному диалогу.
– Скинхеды это миф. Их уже десять лет как нет, – сказал он в ответ на какую-то фразу собеседника, который раньше был активистом одной правой партии. – А единственный фашизм, который был в России – либеральный. Русских людей хотели превратить в политкорректную мразь и растворить в чужом генофонде… Нет, я не нацист. Но те хотя бы видели проблему. Это лучше, чем добровольно делать из себя шашлык.
Данилов уже заметил, что в стройотряд попало много людей нестандартных, из бывшего «офисного планктона». Поэтому на перекурах обсуждали и исчерпание нефти, и новую Хронологию Фоменко, а уж политику так почти каждый день. Людям было плохо без «всемирной паутины», когда круг общения сузился на тех, до кого можно дойти пешком.
Он вернулся за второй партией лома, а спор все продолжался.
– А что мне Гитлер? – кипятился Дэн. – Марионетка в руках мирового сионизма. Стравил два народа, а в выигрыше оказались только его заокеанские хозяева.
Данилов подумал, что ему будет не хватать таких разговоров. Там, куда он собирался переводиться, и времени может быть мало, и контингент будет не тот.
* * *
Человек-легенда, старший лейтенант Колесников, принял его не в кабинете, а на плацу перед комендатурой. С тех пор, как армия перестала существовать, продвижения в званиях больше быть не могло. Данилов подумал, что Сергей Борисович в праве присвоить себе хоть генералиссимуса, но почему-то не делает этого. Наверно, не любит шутовство.
Саша слышал, что по реальным полномочиям и числу подчиненных Колесников соответствовал майору, так же как сам майор Демьянов давно был генералом, а заодно и губернатором.
Его новый начальник, здоровенный бугай, демократично пожал ему руку. Пожал не сильно, но Данилов подумал, что если бы тот захотел, то мог бы раздавить ему кисть в кисель.
– Здоровеньки булы, – приветствовал Сашу на украинский манер командир поисковой службы. – Ты Данилов, значит? Мне Володя про тебя говорил. Совсем голова не варит… Ну-ка, напомни, как звать тебя?
– Саша.
– Э, так не пойдет. У нас уже четыре Сани есть. А вообще в моем отряде по именам мало кого кличут. Традиция, епть.
– А у остальных позывные?
– Ну да, погоняла, как у конкретных пацанов. И тебе придумаем.
Видя, как Данилов напрягся, здоровяк расхохотался.
– Ты это… Это не прописка. Мы просто знакомимся. Никому ты ничо доказывать не должен. Время покажет, как тебя величать, – добавил командир. – А пока будешь Данила. Ладно, хватит базарить. Давай, Санек номер пять, в кунг «покемона». Не тормози!
Александр на мгновение замер. Какой блин кунг? Какого еще «покемона»? Интуиция подсказала ему, что имеется в виду большая машина вроде КАМАЗа в середине колонны. При приближении Александр понял, что грузовик когда-то был «Уралом», но теперь обзавелся горбом, в котором даже его взгляд узнал пулеметную турель. А то, что он вначале принял за тент, была на самом деле выкрашенная в болотный цвет броня, защищающая кузов и кабину.
Позывной Саше не понравился, потому что рифмовался с эпитетом «с Нижнего Тагила» и обидным продолжением, но все же это лучше, чем «Ботан».
Первое задание было будто специально придумано, чтобы лишить новую работу в его глазах романтического ореола. В этот день он почувствовал себя грузчиком, тягловой лошадью, а никак не Рэдриком Шухартом[14]. Под палящим солнцем они сначала демонтировали, а потом грузили деревообрабатывающие станки. Но Саша давно вышел из возраста, когда риск манит.
А на следующее задание его не взяли, и Александр уже подумал, что на нем поставили жирный крест.
Антон Караваев устроился поудобнее в жестком кресле. Это было задание особой важности, так им сказали. Настолько особой, что взяли на него одних «стариков».
Они ехали в самое пекло. Советский район, а за ним и Первомайский, остались позади. Уже пять минут они ехали по территории Октябрьского, по улице Большевистской – хотя бы условно. С одной стороны, не всегда можно было разобрать, где начинается дорожное покрытие, с другой – машина в нем не нуждалась. Под гусеницами хлюпала грязь, поскрипывали обломки. Давление на грунт у машины было небольшим, и бетон и кирпич не повреждались, несмотря на ее массу. Но не человеческие тела. Хорошо, что, кроме как в кабине, окон не было.
Водитель, имевший опыт управления такими машинами, уверенно вел аппарат в двух километрах от места, где произошел наземный взрыв. Там, где до сих пор стояли воды Обского моря, ставшего гигантским болотом.
Иногда они в течение долгих минут плыли, не чувствуя под собой почвы. Один раз почти полчаса двигались по зыбкому грунту, колышущемуся как кисель. Это, наверное, была бывшая парковая зона, где не могло быть асфальта и обломков зданий, придававших почве определенную твердость. Можно было подождать до конца октября, когда схватятся дороги, но вездеходам-амфибиям было все равно, так же, как и сопровождавшей их БМП, а задача отлагательств не терпела.
Боевая машина пехоты сопровождала вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.
Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад – Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни… и вернулась радиация.
Беженцы первой волны еще пыталась пользоваться транспортом, вторая и третья волны были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.
Антон видел пару раз тени, крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже – им или тем, кто ушел в лагеря беженцев.
Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении от центра по той прозаической причине, что там человек мог в любую минуту быть погребенным обвалившейся кровлей или оказаться замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.
Правда теперь, год спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми поисковики не ждали. Но на всякий случай подготовились.
