маг школы Крови. Зато после того, как ее оппоненты, фактически отравленные ее ослаблениями, теряли силы, скорость и волю к победе, вспоминала о том, что является Земляничкой, врывалась на сверхблизкую дистанцию и вбивала в них серии убийственных ударов.
В общем, к моменту, когда на песок арены вышла Лиджуан и изобразила движение из какого-то вида их, китайских, боевых искусств
Эрикссон плавился от злой радости, большая часть зрителей окончательно рассталась со всеми иллюзиями, а у Ледышки, которой, собственно, и предстояло лечь под заклинаниями нашей Воздушницы, подкашивались ноги. Нет, к судье она все-таки подошла, так как не хотела терять лицо перед сверстниками и доброй половиной преподавательского состава лицея. Но в тот момент, когда началась проверка, кто-то из Конвойных Мирославы Михайловны взял и усилил эхом голос посла Французской Демократической Республики, высказывавшего свое мнение о состоявшихся поединках.
Говорил этот уродец тихим шепотом, но по-русски. Видимо, обращаясь к кому-то из свиты государыни. А еще начал свой монолог до «усиления», так что мы услышали только полтора предложения.
Но нам хватило и их:
— … вас говорят, показуха чистой воды: подростки, усиленные физиком, втаптывают в песок несчастных детей, только-только начавших постигать высокое искусство магии. Зато если бы в вашей варварской стране хоть что-то знали о таком понятии, как справедливость, то все выглядело бы иначе!
— Справедливость, говорите? — вкрадчиво переспросила матушка, и ее голос, усиленный все тем же эхом, больно ударил по ушам. А через миг тушка французика, подхваченная фантастически точно направленным смерчем, взвилась в воздух, сделала несколько замороченных кульбитов и мягко приземлилась на песок в самом центре арены.
Монолог дипломата переключил меня в боевой режим, так что главную «несуразность» — отсутствие хоть какой-либо реакции Конвойных государыни на применение высшего заклинания в ее присутствии — я просек в момент. Вот и приготовился к продолжению срежиссированного спектакля. И оно не заставило себя ждать — моя родительница, успевшая оказаться на ногах, без особой спешки спустилась к бедняге, изо всех сил пытавшемуся удержать на месте содержимое взбунтовавшегося желудка, и продолжила начатую речь:
— Что ж, тогда объясните, как сочетается ваша трактовка этого понятия с тем, что оба ваших соотечественника, зачисленные в этот лицей к несчастным детям, только-только начавшим постигать высокое искусство магии, являются курсантами выпускного курса спецфакультета Военной Академии Лиона? Хотя, о чем это я? Это ведь «другое», верно?
— Что вы себе позволяете⁈ Я — лицо неприкосновенное!!! — взвыл посол и изобразил вентилятор, закрутившись в вертикальной плоскости под голос моей отмороженной матушки:
— Так я к вам и не прикасаюсь. Хотя считаю себя оскорбленной и, будь на вашем месте не трусливое ублюдочное создание, невесть с чего считающее себя мужчиной, магом и аристократом, а более-менее достойная личность, уже вызвала бы ее на дуэль. Увы, в вас, поборнике односторонней справедливости, нет даже толики мужества, так что молчите в тряпочку и не смейте обсуждать молодых аристократов Российской Империи — даже самые дурные из них не в пример благороднее вас!
— Уровень манипуляции Воздухом — круче не бывает! — склонившись к моему уху, восторженно выдохнул Эрикссон, сидевший точно позади меня.
Я коротко кивнул, закончил набирать одно-единственное предложение и отправил его Мирославе Михайловне:
«Почему именно она?!!!»
Ответа пришлось ждать довольно долго — за это время родительница успела равнодушно обойти дипломата, выворачиваемого наизнанку, замереть перед Ледышкой, задать ей какой-то вопрос, выслушать ответ и благосклонно кивнуть. А в тот момент, когда девчонка рванула к нашей ложе, как потом выяснилось, извиняться перед Ларсом, на экране моего коммуникатора возник значок, уведомляющий о включении защиты, а следом за ним — долгожданный «конверт».
Я сразу же отправил последний на линзы МДР, открыл и прикипел взглядом к одному-единственному абзацу:
«Правильный вопрос. Но я продолжаю играть в открытую, поэтому французы утрутся, ваша тетушка вот-вот обретет статус, отбивающий всякое желание подбивать любые клинья, а у меня уже появилось доверенное лицо, не умеющее льстить и прогибаться…»
Фраза «статус, отбивающий всякое желание подбивать любые клинья», конечно же, согрела душу, но от беспокойства не избавила — да, правительство Франции утереться, могло. Под давлением Волконских. А этот конкретный аристократ, прилюдно униженный матушкой — вряд ли. Вот я и разозлился. Поэтому практически не вслушивался в извинения Ледышки и ждал возвращения матушки, чтобы выяснить, по чьей инициативе был затеян этот спектакль, узнать, что именно предложили ей, и, в конечном итоге сделать какие-нибудь выводы.
Ясное Солнышко Рарогов нарисовалось на пороге ложи буквально через пару минут, сдвинулось в сторону, чтобы выпустить «выжившую» гостью, оглядела всю нашу компанию довольным взглядом, затем уставилось на меня и улыбнулось. Той самой улыбкой, от которой у нас со Славомиром всегда замирало сердце. А потом проартикулировало два коротеньких предложения, разом избавивших меня от всего негатива:
— Так надо нам. Верь…
6 апреля 850 г. от ОВД.
…Раиса Александровна выперлась в коридор в одном из любимейших шелковых халатиков на голое тело, душераздирающе зевнула и вопросительно уставилась на нас с Валей. Сонная, с полуприкрытыми глазами, спутанной гривой и следом от подушки, отпечатавшимся на левой щеке, она показалась мне большим ребенком, и я невольно улыбнулся:
— Ты нам нужна. В медблоке Валентины Алексеевны…
— Без четверти пять утра? — недовольно пробормотала она, увидела сразу два подтверждающих кивка и сдалась: — Ладно, ведите. Но знайте, что я вас люто ненавижу…
«Ненавидела» всю дорогу до операционной. А там обратила внимание на состояние Шаховой, мгновенно проснулась, вцепилась в мое предплечье и резким рывком развернула меня к себе:
— Опять придумал какую-нибудь убийственную хрень⁈
— Вроде как… — уклончиво ответил я, хотя «прабабка» и утверждала, что все получится.
— Скромничает… — прокомментировала это утверждение глава рода и взяла власть в свои руки: — Лют, поворачивайся лицом к стене, а вы, Раиса Александровна, забирайтесь на операционный стол. Можно прямо в халате — вашему брату нужен доступ к проекции ядра, а нам с Валей — локтевые вены.
Следующие несколько минут я старательно пробуждал в себе ярость, вспоминая «криворуких» Архимагов, «не сумевших провести элементарную» процедуру. Поэтому, услышав команду хозяйки медблока, адресованную мне, чудом удержался от активации ускорения, метнулся к Суккубе, вжал ладонь в кожу солнечного сплетения и вложился в клише. Почти половиной резерва. А трубочки внутривенного питания и россыпь каких-то датчиков увидел уже после того, как почувствовал, что заклинание «легло». Но разглядывать эту «паутину» и не подумал — нашел взглядом
