- Растешь! - одобрительно протянул Виктор. - Растешь! Уже за советом пришел. Глядишь, через полгода и сам думать начнешь. А все твой любимый Шубин, который собака бешенная! Заботится о тебе, учит, здоровье тратит! Сколько он с тобой возится? Полгода? Хе-хе, полгода не вынимая... Я бы так не смог!
- Да хватит тебе! - взорвался Славка, - у меня голова сейчас взорвется, а тебе все хаханьки...
- Ну а как иначе? Ты сейчас как та стрекоза из басни, хе-хе. И это вовсе не хаханьки, а можно сказать аванс в твой адрес. Потому что, как только я вернусь в эскадрилью, то в тот же день Шубин будет сношать уже меня. За все косяки, которые ты успеешь натворить. Или, если мне повезет, то Улитку. Это кто из нас раньше в полку появится...
Ларин обиженно поджал губы.
- Не дуйся, голуба. Шубина тоже можно понять, его тоже сношают. А уж как нашего комдива дерут! У-у-у. Тебя от такого давно бы порвало, как того хомяка.
- А как же сегодня-то быть? - спросил Славка.
- Ты прямо как маленький, - ответил Виктор. - Надо выполнять приказ! Берешь техописание и начинаешь гонять личный состав. И контролируешь, чтобы не спали над книжкой, а когда комиссия тебя вздрючит, а она тебя вздрючит, ты поймешь, что личный состав надо любить как жену. Это значит ежедневно ,и желательно пару раз за день. А с Колькой еще проще. Просто его надо постоянно бить по голове, толстой палкой. Ему так доходит быстрее. Если палку жалко, то поставь ведомым к Острякову. Сразу шелковым станет...
Ларин опечалился.
- А ты думал, - засмеялся Саблин, - это тебе не шашкой в кабине махать, подолы девкам задирая. Через это все прошли, один ты у нас... одаренный. Ты лучше скажи мне, кто сегодня в БАО дежурный? Ромашев? Слушай, если увидишь, скажешь ему, чтобы в бане огонька поддали. Пойду, искупаюсь, а то эти таблетки уже в мясо впитались...
...За стеной гомонили соседи. Изредка их голоса взрывались смехом, изредка замолкали, и тогда было слышно, как где-то далеко лает собака. Фитиль затрещал и огонек керосинки заметался, бросая на потрепанные листы тени. Виктор вздохнул, перевернул очередную, выстраданную страницу и скривился. Год 1956 радовал всего двумя строчками:
- восстание в Венгрии (вроде летом, подавлено);
- Суэцкий кризис (Египет, Насер).
Больше по этому году он не помнил ничего и это удручало. Вот по соседнему - 57му сумел "навспоминать" (почти на пол страницы: и Кубинскую революцию, и отставку Жукова, сдачу первого квартала хрущевок (смотрел когда-то передачу по телевизору, вот и запомнил), ну, и самое главное, полет советского спутника. А пятьдесят шестой был плохой год, скудный. Хуже всего то, что таких годов, было больше всего.
Он почесал карандашом голову, и рядом со спутником, в скобочках, дописал: "Сергей Павлович Королев".
Пришла Таня, принесла с печи нагретую воду. Недовольно поглядев на уткнувшегося в тетрадь Виктора, достала из-под кровати тазик звякнула им об пол. Огородила простыней угол комнатушки, захлюпала водой, зафыркала, вытираясь полотенцем. Потом заскрипела пружинами кровати, спросила, подчеркивая недовольно:
- Долго собираешься полуночничать? Или эта тетрадка тебе важнее всего?
Пришлось покориться. Виктор хоть и имел крайне скудный семейный опыт, но сейчас сразу понял, что лучше закругляться.
- Ты странный стал, - Таня все же решила выплеснуть свое раздражение, - Ну, после этого случая на охоте. Молчишь все время, о чем-то думаешь. Когда не думаешь - пишешь. Хоть бы рассказал, почитать дал. Я же тебе не чужая... вроде...
- Меньше знаешь - крепче спишь! - он улегся в постель и подгреб девушку к себе. Однако она обиженно отстранилась и отодвинувшись на край кровати, отвернулась к стенке.
Тогда Виктор достал папиросы, не вставая с кровати, закурил. Таня засопела громче - курение она не одобряла, а вот такое, демонстрационное, в комнате, да еще и в кровати вообще выходило за рамки. Она уже готова была взорваться серией упреков и придирок, но Виктор ее опередил.
- Тетрадку эту Хрущеву передашь. Ну, если я вдруг того... не вернусь...
- Что значит, не вернусь? - моментально откликнулась Таня. - Ты же обещал!
- Ну... - заготовленный план разговора полетел к чертям, - мало ли. Иванов, похоже, вообще собирался жить вечно. А видишь, как получилось...
- Ты не Иванов, - отрезала девушка, - и ты мне обещал! Забыл?
Он замолчал, терзая мундштук папиросы и рассматривая полутьму противоположной стены. Увы, никаких подсказок и букв на серой поверхности не проступило.
- Вот! - Виктор зажег лампу и достал из планшета тетрадь. - Читай! Это мои воспоминания о будущем, - и он мрачно усмехнулся.
Она несколько минут вчитываясь перелистывая изрядно почерканные страницы, потом округлила глаза:
- Это правда?
Виктор увидел, что лист был озаглавлен годом "1953".
- Ага, - буркнул он. - Поэтому и передашь ее в пятьдесят третьем, Хрущеву.
- А почему не сейчас, - голос у нее дрогнул, - почему не Сталину.
- Говори тише, - зашипел он, - Ты же взрослый человек, сама понимаешь. Сталин умрет в марте, потом Берию расстреляют. Потом развенчание культа личности. Ты понимаешь, что если это сейчас просочится то я, ты... да пол полка исчезнет. Там, наверху, там не ангелы, там люди. Там мало в тетрадке, но кому-то и этого за глаза хватит...
- Да, мало? - Таня перелистнула несколько страниц, - А ты что, не любил историю? - Она полистала тетрадь и горько вздохнула. - А я думала, что войн уже не будет больше...
- А сама то? - Виктор почувствовал, что охватившее его напряжение сглаживается, - Вот скажи мне, что творилось в России шестьдесят лет назад.
- Ну, - Таня наморщила лоб, - в 1881 году народовольцам удалось убить царя Александра, но пользы народу это не принесло.
- Это ты мне сейчас краткий курс истории ВКП (б) пересказываешь, - усмехнулся он, - хорошо, конечно, но не то. Ты бы еще вспомнила, в каком году Ленин поступил в Казанский университет. Факты. Нужны реальные факты, которые будут полезны тогдашней власти. Видишь, и у тебя не густо. Я родился через пятьдесят лет после войны. Там уже были другие проблемы, совсем другие. И войны тоже другие...
Таня не ответила. Она перелистывала листы, вчитываясь в скупые строчки. Морщила лоб, разбирая каракули, потом неожиданно спросила:
- А ты... обратно?
Виктор чуть не пподавился папиросой.
- Чего? Не-е. Я так понимаю, что тут уже навсегда.
- А что будешь делать?
- Что и делал! Тебя любить! Летать буду, молодых, учить. Впереди сорок четвертый, там вроде полегче будет. Может, повезет, выживу...
Таня отложила тетрадь, взлохматила ему шевелюру.
- Куда ты денешься, - улыбнулась она, - ведь ты мне обещал...
Виктор радовался жизни. Тому, что наконец выписался из больницы, тому, что он снова полетит, да просто тому, что сегодня хорошая погода. Легкий мороз сковал грязь ледком, а утреннее солнце еще не успело его растопить, но уже грело своими ласковыми лучами. Он шел на аэродром. Доложиться Шубину и принимать дела.
