— Я кого просила мусор выбросить?
Становлюсь в позу:
— Пушкина!
— Я тебе покажу Пушкина! Я тебя, в гроб сходя, благословлю! Ты у меня сам застрелишься, бездарь! Марш на помойку!
Пререкаться со вздорной бабой — ниже моего достоинства. И пойду! И выброшу! Пальцы стальным захватом смыкаются на пакете с мусором. Рвётся тонкий полиэтилен.
— Ещё на пол мне рассыпь!..
Лидка хмурит брови. Нетушки, актрисуля. Не верю. Одарив жену надменной улыбкой, я покидаю отеческий дом. Хлопаю дверью. Шествую по лестнице. С чувством собственного превосходства.
Начинаю гнусно хихикать. Индюк надутый! Придурок-муж из семейного ток-шоу для дебилов. Как жена меня терпит? Верно сказала: бездарь! И место моё — на помойке…
Самоуничижение — паче гордыни?
Возле мусорного бака стояли туфли. Чёрные. Лак, кожа «под чешую» — итальянские. Каблуки всего на треть стоптаны. В доме завёлся олигарх? Сорит деньгами? Подарил бы мне… В последний момент я всё-таки отдёрнул руку. У меня не жадность! И не зависть. Чтоб я туфли с помойки взял?! Гордыня, где ты? Ау! Да что ж это, блин, творится?!
В квартире было тихо. До звона.
— Лидок? Ты дома?
Тишина сгущается, ватой лезет в уши. Собственное дыхание кажется громом. Кто-то скулит. На кухне. Чероки? Кто тебя обидел?!
За столом сидела Лидка. Плакала, закрыв лицо ладонями.
Какие у неё тонкие пальцы…
— Что с тобой?
— Отстань.
— Ну извини меня, дурака. Я ж не нарочно…
— Не трогай меня… Пожалуйста.
Хоть бы вызверилась, что ли. Я бы понял.
— Чего ты, Лид? Всё нормально, всё хорошо…
Она вдруг отняла руки от лица. Взглянула на меня в упор, смаргивая слёзы. Будто впервые увидела.
— Ничего не нормально, Толя. Ничего не хорошо.
«Новый грипп. Интервью у Хачатуряна. Вирусолог, профессор. Адрес — ниже. Бегом!!!»
SMS от шефа.
— Ну? — спросил профессор вместо «здравствуйте».
— Интервью, — напомнили.
— Ну-ну…
И профессор убрёл в недра квартиры.
Нервничая, я последовал за ним. Так меня встречали впервые. Попадались неврастеники, мизантропы, кретины, пижоны… Ноев ковчег. Вирусолог выбивался из общего ряда. Юркий, как ящерица. Мелкий, как разменная монета. Самодостаточный, как Мона Лиза.
А ещё он был, что называется, выпивши.
С утра.
В кабинете царил мрак. Солнце без особого успеха тыкалось в задёрнутые шторы. Тени, силуэты; звяканье бутылки о рюмку. Мне профессор не предложил.
— Ну?
Разнообразием он не баловал.
— Угостите акулу пера?
— Легко.
Бутылка звякнула во второй раз. Нет, не жадность, понял я. Гордыня? Брезгует мелким репортёришкой? Вряд ли. Это у меня сегодня гордыня. Два гордеца сцепились бы ещё на пороге. Хотя моя нынешняя гордыня…
Я задрал нос. Вышло не очень.
— Это лечится? — спросил я напрямик.
— Нет.
— Совсем?
— Абсолютно. Пейте, уже всё равно.
Я сделал глоток.
— Бренди?
— Арцах. Армянская водка.
— Чем пахнет?
— Кизилом.
— Женщины такое любят.
— Такое люблю я, молодой человек.
И не похоть. Была бы похоть, среагировал бы на женщин. Или на меня, если гомик. Лень? Ишь какой живчик… И не гнев. Гнев я бы опознал сразу.
— Что теперь, Марк Эдуардович?
— Чёрт его знает. Приспособимся. Мы ж тараканы.
— В каком смысле?
— На нас дуста не изобрели.
— Думаете, пандемия?
— Я не думаю, молодой человек. Я знаю.
— Эмо-карты? Недельные циклы?
Профессор был краток:
— Плюнуть и растереть.
Вешайте меня, жгите огнём, лишайте премии, но лишь сейчас я сообразил, что за тёмный ангел встал на пороге. Это как же? Это что же? Значит, проснулся я во вторник, а гнева-то нет? Дал жене подзатыльник, и оправдаться нечем? Оторвался на Люське, а смягчающие обстоятельства — хрен с маслом? Что я скажу нищему в воскресенье, пройдя мимо? Мама родная — шпроты… Съели мучайся, да?
— Спасите, — шепнуля профессору. — Вы же специалист…
Горло свело, шёпот сорвался.
— Работаем, молодой человек. На базе старого штамма вируса. Есть положительные результаты. В принципе, повторно заразиться «Грешником» — реально.
Хотите верьте, хотите нет, но я готов был руки ему целовать. При всей моей понедельничной гордыне. Жаль, на профессора сей порыв впечатления не произвёл.
Он размышлял вслух.
— Реально, да. Но пики циклов «Грешника-2» — существенно выше. Придётся вводить новую процентовку. Откалибруем за милую душу…
— Насколько выше?
— Раза в два. Что у вас с утра? Гордыня? Вот и прикиньте уровень.
Я прикинул. И содрогнулся.
— А если снова? Если опять циклы полетят к чертям?
— Разработаем «Грешник-3». Понадобится — и четвёртый сделаем, и пятый. С такими пиками, что закачаешься. Наука, молодой человек, может всё. Исследуешь, внедряешь, смотришь — всё. Меняй белый халат на белые тапочки.
Его юмор мне не понравился.
— Скажите, профессор… Что у вас сегодня? По эмо-карте?
— Вам для интервью?
— Нет, просто так. Я вот наблюдаю за вами и никак в толк не возьму… Ни одного ярко выраженного.
— Чего — ни одного?
— Ну, смертного. Греха. Порока. Разве что бытовое пьянство.
Звякнула бутылка.
— Нет грехов? Пороков? Это не беда, молодой человек. Добродетелей нет — вот это уже полный грипп…
— А что, и такое возможно?
— Для науки? Для науки, скажу я вам…
Весь дрожа, я ждал ответа.
То был совсем юный мир — пронизанный мягким сиянием, загадочный, влекущий.
В долине царила предутренняя тишина, полнящаяся сладким шорохом растущей травы. Деревья стрёмили к небу стройные ветви в ожидании близящейся зари. Скоро, совсем скоро настанет пора цветения, когда воссияют долы.
У самого горизонта виднелась гряда невысоких гор. Меж двумя вершинами сияла, как драгоценность, огромная звезда.
Эарендиль гордо расправил крылья навстречу небесному оку, ловя драгоценные капли чистого Света.
Он двигался — плавно и невесомо, но притом стремительно, как подобает высокородному, — по шелестящей траве, наслаждаясь ранней свежестью. Ночь покидала дол, наступало время утреннего непокоя.
Да, тут всё было молодо. Звёздный народ пришёл сюда недавно — если мерить часами вечности, ходом светил. Всего сто двадцать тысяч оборотов назад над этим миром, как и над мириадами иных, раздралась Тёмная Завеса, и пращуры Эарендиля снизошли в сумрачные обители, не знавшие Света. Иные были вовсе необитаемы, иные — отмечены печатью странной, уродливой жизни. Некоторые нуждались лишь в прикосновении Света, чтобы расцвести. Другие потребовали труда — тяжёлые планеты, окутанные ядовитыми облаками, неприветливо встречали посланцев Сердца Мира. Некоторые же склонились под руку звёздных насельников лишь после жестоких сражений с тёмной нежитью, скрывавшейся доселе под Завесой.
