Ехать оба…
На что Гупа помахала ногой дрофы: нет. И сказала:
– Миша – ехать. Друг – не ехать.
За всей ситуацией молча наблюдал Волошин. Ему было интересно, чем закончится дело. И тогда уполномоченный понял, что нужно брать переговоры в свои руки, и сказал:
– Машина моя – я не ехать, ты идти пешком. Поняла… Пешочком с Мишей пойдёте.
Её страшный правый глаз буквально впился в уполномоченного, Гупа несколько секунд рассматривала его, как ему казалось, с ненавистью, а потом наконец произнесла:
– Друг – ехать.
– Ну, кажется, договорились, – с некоторым облегчением прокомментировал переговоры начальник заставы. – В общем, забирайте это чудо, мужики и счастливого вам пути. Забегите на кухню, вас накормят перед дорогой.
Горохов протянул ему руку:
– Спасибо за помощь и приём, прапорщик.
Волошин пожал руку ему, пожал руку Мише и сказал на прощание:
– Так для того тут, в песках, застава и стоит, чтобы людей принимать и помогать.
Пока они сидели в столовой и быстро ели, Гупа обглодала кость. От ноги большой птицы ничего не осталось, даже хрящей.
«Не зубы, а зубья пилы… Всё подчистую сняли. Интересно, а что у неё в тряпке?».
Но пока он этого выяснить не мог. После быстрого, но плотного завтрака они направились к машине. Горохов отметил, как быстро ходит Гупа. Маленькая, лёгкая, она очень часто переставляла ноги.
«Странно это».
Дарги по степи бегают размашистым, длинным шагом. А эта семенит. Может, из-за платья? Они на самом деле очень быстрые, легко взбираются на барханы. Люди глубоко проваливаются в песок, а эти существа буквально взлетают на песчаные холмы. При этом они невероятно выносливые и сильные.
Когда Горохову было, кажется, лет двадцать, его из соседнего селения знакомые мужики просили помочь с даргами. Одно большое племя изводило народ. Нескольких человек из того селения в степи подстерегли и съели. В общем, решили племя уничтожить. Ну и извели. Дело обычное, пулемёты, коптеры, миномёты и квадроциклы очень помогали людям в этом деле. Но вот одного дарга, вернее, одну самку, Андрей Горохов гнал по пескам почти двадцать минут и догнал с трудом. А догнав, удивился. Это оказалась самка даргов весом килограмм сорок, не больше, и при этом она тащила на руках двух детёнышей, один из которых был уже крупным. Гупа тоже весила сорок килограммов, и ноги и руки у неё были худыми, но в её выносливости и силе сомневаться не приходилось. До заставы она, между прочим, добралась пешочком.
Когда они усаживались в машину, Горохов, открыв перед нею дверь, как бы случайно прикоснулся к свёртку из тряпки, которую Гупа прижимала к груди. Он сразу прощупал его. В тряпке было завернуто что-то твёрдое. А самка дарга остановилась, поставив ногу на подножку кабины, и заорала, резко и высоко…
– А-а-а-а….
Это был тот самый отвратительный крик, которым дарги перекликаются в ночи, который слышно на большом расстоянии, который так ненавидел уполномоченный. Он сразу убрал руку от скатанной тряпки, но Гупа не унималась:
– Не бра-ать! Друг, не бра-ать… Это Гупа! Гупа!
– Ладно, ладно, – примирительно произнёс Андрей Николаевич. – Я понял… Это твоё, Гупа… Я не брать. Залезай в машину. Давай, нужно ехать уже.
– Друг Миши… не брать! – рявкнула самка дарга ещё раз, прежде чем полезла в кабину.
Шубу-Ухай, стоявший рядом, взглядом показал уполномоченному: О, видал какая! Дарг есть дарг.
«И орёт, как положено даргу».
Эту маленькую сценку у кабины грузовика наблюдали солдаты и … прапорщик Волошин. Он смотрел на уполномоченного и, конечно же, видел, как тот проверял свёрток у Гупы.
«Скорее всего, звание у него не прапорщик, и здесь он не случайно. А ещё он не верит, что мы с Шубу-Ухаем простые охотники».
Тем временем Миша влез в кабину за Гупой и захлопнул дверь, а уполномоченный пошёл к двери водителя.
Машина вышла из ворот заставы, и когда уполномоченный вывел её на площадку перед въездом, он спросил:
– Ну и куда теперь?
Он смотрел на неё, а она, даже не взглянув на него, ответила:
– Глазов.
– Глазов! – почти выкрикнул Миша. Он через Гупу взглянул на Андрея Николаевича: ну я же говорил, что Глазов.
И тогда самка дарга поглядела на него, а потом повернула к Горохову свои удивительные глаза и сказала:
– Друг Миша, Глазов знать…
Горохов помнил карту, и он ответил ей:
– Друг Миши карту знать. Глазов знать.
И тогда она продолжает:
– Глазов на солнце.
– От Глазова нужно брать на солнце, – догадался Миша. – То есть на юг от Глазова.
– То есть берём отсюда на юго-запад, – закончил уполномоченный, он помнил: «Что там на юг от Глазова? Балезино?».
В общем, поехали. Миша настроил кондиционер так, чтобы прохлада распределялась на всех поровну. Гупа смотрит вперед, ей, кажется, нравится ехать.
«Ну да, это лучше, чем бежать. Интересно, до Балезино по прямой километров сто, сто десять… Радиограмму прапорщик приказал послать Оглы часов тридцать назад… Если Оглы был «на рации» и получил сообщение сразу, сразу отправил её к нам… То есть она за тридцать часов прошла сто километров? Ела? Спала? – Горохов поворачивает голову и смотрит на существо. Смотрит и с интересом, и с неприязнью. – Впрочем, для дарга сто километров за тридцать часов явно не рекорд».
Они едут так приблизительно час, Горохов успел выкурить одну сигарету, Миша тоже, и через час она снова заговорила:
– Друг Миши. Солнце… – она указывала рукой на юг. – Ещё солнце.
– Понял, – отвечал уполномоченный, беря ещё южнее.
Ещё через два часа, надо признаться, он начал теряться в этих бесконечных барханах. Ни стрелка компаса, ни пройдённое по спидометру расстояние, ни солнце в небе уже не помогали ему определиться с местоположением. Да и старый охотник Миша тоже вертел головой, глядя во все стекла кабины. И взгляд его был, мягко говоря, не очень-то уверенный.
«Скорее даже немного растерянный. – Горохов усмехнулся. – Что, Шубу-Ухай, ты годами таскался по пескам, а тут уже сориентироваться не можешь?».
Впрочем, это было не удивительно. Трехметровые барханы, притом частые, десятиметровые дюны, запросто тянущиеся на несколько километров… Всё это могло сбить с толку любого человека, который тут давно не был. Он глядит на термометр: пятьдесят четыре! А ведь ещё и десяти нет. «Да, далеко забрался этот Оглы, нашёл место, где спрятаться».
А вот то существо, что сидело с ним рядом, пробежало по этой температуре и не сдохло, причём бежало без обуви, без маски и почти без одежды и без воды. При этом оно прекрасно знало, куда им ехать. Она ещё один раз
