С этими словами она потянула Сергея еще настойчивее, и оба проводника обрушились на кровать.
А любовниками стали без слов.
Глава 15. Туда и обратно (2)
Проснувшись, Сергей обнаружил, что за окном темно, по жестяному отливу по-прежнему барабанит дождь, а на часах половина пятого утра. Правильнее сказать, половина пятого ночи, потому что ночь — это когда темно. Евы рядом не было — наверное, тихонько, чтобы не разбудить, ушла спать к себе. Странно… Нет, понятно! Тут психология. Ева переживает. Она взвешивает «за» и «против» и, наверное, размышляет, не был ли ее страстный порыв предательством по отношению к Максу. Странные существа эти женщины! Разве Макс не предал Еву сам, когда ушел в Гомеостат и не позвал ее с собой? Собачонка она, что ли, чтобы хранить верность хозяину?
Но эти мысли быстро ушли. Сергей разнежился. Честно признаться, ни со Светкой, ни с Катькой никогда ему не было так хорошо. Ураган, а не женщина, и притом не просто пантера и не просто акробатка. Кто сказал, что ласковый ураган — это оксюморон? Вы? Тьфу на вас, ничего вы не понимаете…
Спать не хотелось совершенно — хотелось найти Еву и продолжить. Остановило соображение: желала бы она продолжения — не ушла бы.
Повалявшись еще немного, Сергей решительно потянулся всем телом и встал. Весело насвистывая, принял душ, натянул джинсы и рубашку. Нашел в видеоколлекции «Догму» и «Житие Брайана», выбрал «Житие…», воткнул диск в плеер, уселся в кресло.
Еще бы пива выпить…
Наверняка оно имелось в изобилии и ассортименте в одном из холодильников в столовке, но тащиться туда было лень. Впрочем, хорошая комедия абсурда на экране расслабляет подчас не хуже пива.
А расслабиться было надо. За двое суток произошло слишком многое, и не поймешь — на пользу, во вред или просто без толку. Послушать Родиона, так однозначно во вред. Послушать Еву, так не все еще потеряно. А сам еще не решил.
Честный и недалекий бедолага Брайан на экране — вот кого Сергей напоминал сам себе. Сунуться в игру, не зная всех ее правил, — верх глупости. А ведь находятся такие дураки, причем в количестве громадном! Те, кто идет на войну, не зная, зачем она. Те, кто идет за политиками, держа в сердце их сусальный образ и воображая, будто среди них есть хотя бы один, кто служит народу, а не наоборот. Те, кто женится по страстной любви вопреки рассудку. Легионы и легионы недалеких бедолаг! Прав киношный граф Калиостро: человек хочет быть обманутым.
А ведь похоже, что большинство людей только так и может наполнить свою жизнь хоть каким-нибудь содержанием! Не думая о предстоящей им роли орудия в чьих-то руках, а то и просто разменной монеты.
Но если они остаются в живых и пытаются что-то понять, то перед ними с неизбежностью возникает конкретный вопрос: что теперь делать?
Получить взбучку от рвотного, как фильмы Тинто Брасса, Аркадия Михайловича и продолжать работать у него проводником? Уйти ко всем чертям из «фирмы» и попытаться забыть о множественности обитаемых миров? Задачка…
Родион ведь тоже прав: уйдешь — на старости лет сильно пожалеешь о том, что однажды лишь сунул кончик носа в неизведанные бездны — и отскочил в испуге.
А не отскочишь — может, и не доживешь до старости.
Выбирай.
Впрочем, эти мысли болтались пока где-то на заднем плане. Сергей просто смотрел кино. На уморительной сцене с Пилатом в дверь осторожно поскреблись. Не постучали, не вошли в незапертую комнату, а просто поскреблись. Коготками. Сергей не стал спрашивать «кто там?» — он молча подошел к двери и отворил ее.
Ева.
Он вопросительно молчал, догадываясь, что она не стала бы скрестись без причины. Полагая его менее догадливым, Ева приложила к губам палец.
Показала глазами: пошли, мол.
Спустились в кладовку. Меж стеллажей с покоящимся на них снаряжением нервно прогуливалась Алена.
— Долго вы, — проговорила она.
— Извини. — Ева тихонько засмеялась. — Пришлось немного помудрить с системой видеонаблюдения. Родион посмотрел вечером интересное эротическое кино, а сейчас спит, я надеюсь. Утром включит — а там кадры годичной давности, скука да порядок. Пока разберется, пройдет какое-то время. А нам много и не надо. У тебя как дела?
— Одна внешняя камера не действует. Инструмент есть. Но… я не знаю.
— И то хлеб. Давайте-ка прибарахлимся. Сережа, подбери себе ботинки по ноге, тапочки тебе не идут. Ну что стоишь, как поленом ушибленный? А… понятно…
— Родион — видел? — тихо спросил Сергей.
— А ты и не знал, что в комнатах стоят скрытые камеры? Ну вот, теперь знаешь.
Алена перестала осматривать стеллажи и начала с интересом прислушиваться. Сергей шагнул вперед.
— Значит… это был тактический прием? Все средства хороши, да? И ты… ты думаешь, Родион поверит, что ты забыла о своем Максе?
— Поверить, может, и не поверит, — рассудительно ответила Ева, — но на какое-то время расслабится. Уж во всяком случае до позднего утра. Я его знаю. Сережа, ты не должен злиться. Ты очень хороший, и если бы не Макс… ты понимаешь? Я перед ним в долгу, я должна его спасти. Вот такая я сука, на что угодно пойду ради него. Хочешь ударить меня — ударь, Сережа, только помоги…
Не было сил злиться на нее. И вообще не было сил.
Всюду обман! Каждая сволочь только и мечтает найти подходящего лопоухого дурака и поманипулировать им. Влюбленные женщины — не исключение.
— Помоги мне, Сережа…
Раздраженно дернув плечом, Сергей стряхнул руку Евы.
— Ну хочешь, я на колени встану? Вдвоем с Аленой у нас в Сургане нет шансов — втроем они уже есть. Тебе и делать-то почти ничего не надо будет, только открыть Проход, если что… Урино-проводник и стриптиз-проводник — это не команда. Без тебя мы никуда не годимся, не сможем рисковать…
Сергей молчал, тупо уставившись в одну точку.
— Сережа…
— Мы идем куда-нибудь или не идем? — нетерпеливо спросила Алена.
Ева сделала ей знак молчать.
— Сережа, ну что у нас с тобой могло бы получиться, а? Ты подумай. Мы такие разные, и потом, я старше тебя… Это был эпизод, просто кусочек жизни. Скажу честно, мне будет приятно о нем вспоминать. Подумай о Тигране, о Грише… они ждут. Подумай о Федоре, ты не знал его, но ведь он погиб ради Макса. Значит, есть смысл во всем этом? Ну прости…
…Нет, я все-таки дурак, думал Сергей во время пробежки впотьмах под ливнем. Дурак, ругал он себя, промокнув до костей в овраге с ручьем, превратившимся в бурный поток. Дурак, говорил он себе, ползя в грязи. И уж совсем ни во что не ставил себя, напрягая все силы, чтобы перекусить огромными кусачками стальные прутья в русле ручья под забором. Стонал, шепотом матерился — и перекусил.
