— Да, — подтвердил я, — теперь она считает эти колбаски своей собственностью и будет эту собственность защищать до последнего вздоха.
— И, скорее всего, это будет вздох моего стюарда, — тонко заметил капитан Джангат. — Попробуйте это вино, Алексей, оно должно вам понравиться.
Я понюхал темный ароматный напиток, отпил глоточек, посмаковал… Что-то это вино мне напоминало, какие-то образы завертелись рядом с краем сознания, что-то такое летнее, жаркое и легкое…
— Что, знакомый вкус? — невозмутимо спросил капитан, как видно просто наслаждавшийся оказанным эффектом. — Да, вино неплохое. В Массандре плохого и не делают, верно? Ну, я имею в виду элитные вина, конечно.
— Вы там были, капитан? — осторожно спросил я.
— Я много где был, — многозначительно сказал капитан. — Бывший Советский Союз был хорошим, с одной стороны, государством, где военные имели большой вес, и с ними было хорошо сотрудничать. И выгодно к тому же. Но он был следствием разрушившей царскую Россию революции, и я предпочитал не посещать его.
Он снова наполнил свой быстро опустевший бокал вином.
— Но вино оттуда все же получаю. И, заметьте, неплохое. Наследие князя Голицына, так сказать.
Некоторое время все молча ели. Я, заметив, что Маня уже управилась со своими колбасками, подкинул ей на блюдо пару кусков запеченной в яичном кляре рыбы, начиненной грибами. Гивера спокойнехонько начала поедать рыбу, не брезгуя грибами.
Жуя, я иногда поглядывал на все более мрачнеющего Нэко: тот, похоже, не понимал сути происходящего, и это его выводило из себя. Ками ела молча, опустив глаза в тарелку и не поднимая их, даже когда стюард менял блюдо. Я тоже пока мало что понимал, но не мог удержаться от возможности подковырнуть недавно такого уверенного в себе шебекчанина и его воинственную сестренку.
— Вы бывали в Ялте? — непринужденно спросил я на русском у капитана Джангата, пригубив искристое вино.
Чтобы говорить по-русски, мне пришлось немного напрягаться, словно выталкивая из какого-то уголка памяти запертый там язык.
— Я туда ездил, когда меня из питерского мореходного на Черноморский флот отправили и перед этим на побывку отпустили, — мечтательно прикрыл веки капитан. Он говорил по-русски с небольшим акцентом, иногда останавливаясь, словно подбирая слова. — Тогда Ялта славилась своей неформальной атмосферой и сборищами творческой элиты: художники, писатели, музыканты, поэты… Все, стремившиеся к недосягаемой тогда в русском государстве свободе мышления и творчества, превозносили далекую Америку, поминали Европу и пили местные вина… Да, попал я тогда в переплет со своей молодой глупостью…
Капитан замолчал и осушил бокал до дна.
— Да, давно я там не был, — сказал наконец он. — С тех пор как большевики власть захватили и выбили интервентов из Крыма…
Большевики? Интервенты?
— А сейчас там всяческие кинофестивали проводят, — осведомил его я, налегая на какую-то рыбную нарезку, что просто таяла во рту, оставляя восхитительное послевкусие. — А всякая творческая элита общается на джазовых фестивалях в Коктебеле.
— Не бередите раны памяти, молодой человек! — строго сказал капитан Джангат и вдруг улыбнулся, встал, протянул руку. — Меня, Алексей, между прочим, Евгением Викторовичем зовут. Евгений Викторович Чаушев, к вашим услугам.
Я тоже встал и пожал руку капитану, к величайшему удивлению Нэко и Ками. Ну да, ведь на Шебеке не подают руки друг другу, и тем более чужестранцу.
— Что же, Алексей, — теперь капитан не коверкал мое имя, нормально выговаривая «л». — Я думаю, что нам следует немного уединиться в моем кабинете для дальнейшего разговора, а господин Нэко и милая дама могут продолжить обед или перейти в отведенную им каюту для отдыха.
Он, как я понял, повторил это все по-шебекски, и Нэко с Ками сразу встали и, сопровождаемые стюардом, вышли из кают-компании, причем Нэко бросил на меня какой-то странный взгляд, словно в первый раз меня увидев.
— Мне кажется, что Нэко заподозрил вас в работе на меня или на связанную со мной организацию, — заметил капитан. — Это может и помочь вам, и навредить впоследствии, смотря как дальше дела пойдут. Ну-с, молодой человек, пройдемте в кабинет. Если желаете, мы можем продлить там трапезу легкими закусками и хорошим вином.
— Капитан Джа… — Я осекся.
— Называйте меня Евгением Викторовичем, Алексей, — подбодрил меня капитан. — Мне будет это приятно.
— Евгений Викторович, а чайку можно будет испить горяченького?
— Эх, Алексей, — капитан, похоже, был умилен: он чуть ли не ласково собрал морщинки под глазами, подмигнул. — Вы даже не представляете, как мне дороги ваши слова, голубчик.
Я последовал за капитаном, сам слегка ошарашенный таким поворотом событий и странным поведением капитана Дж… — тьфу! — Евгения Викторовича, разговаривающего на русском языке, но как-то странно, напоминая мне…
Когда мы вошли в кабинет капитана, первое, что мне бросилось в глаза, это — небольшие портреты императоров Николая Второго и Петра Великого на стене над письменным столом, заваленном книгами, рядом с которыми сиротливо светился виртуальный голографический монитор над чем-то вроде электронного планшета.
— Знаете, Алексей, все не могу привыкнуть к этой цифровой технике, предпочитаю книги на живой бумаге читать, — чуть смущенно признался капитан, наливая в бокалы, стоящие на столе, какое-то очередное вино и слегка покачиваясь, что говорило о его немного чрезмерном увлечении крымскими нектарами, хотя это можно было списать и на небольшую килевую качку.
Я с удивлением рассматривал книжные полки, два офицерских кортика, висевших на небольшом восточном ковре рядом со стрелочными часами в виде позолоченного штурвала, иконы Христа и Николая-угодника в углу… Блики отраженного в воде солнца вертелись, врываясь из открытого окна, которое язык не поворачивался назвать иллюминатором, играли на позолоте часов-штурвала, окладах икон. Цари-императоры лукаво поглядывали на меня, словно наслаждаясь моим замешательством… Мне начало казаться, что я схожу с ума и все, видимое мной, лишь сон, плод фантазии, игры воспаленного воображения, разбуженного крымским вином.
Предложив мне присаживаться, капитан куда-то вышел, и я остался один наедине с императорами, вином и своей внезапно опустевшей головой.
Я устало опустился в уютное скрипнувшее кожей кресло, взял наполненный капитаном бокал, пытаясь понять, насколько я пьян и насколько серьезен мой диагноз. Прикрывши глаза от надоедливых солнечных бликов, я просто погрузился в уютную тишину этого кабинета, будто вырванного из абсолютно другого, далекого отсюда места и времени и вставленного, словно в насмешку надо мной, в недра сверхсовременного катамарана-авианосца. Казалось, что я могу сейчас проснуться и очутиться на своем стареньком продавленном диванчике, с кухни будет доноситься болтовня сестренки и шипение яичницы на сковороде. Я встану и, перекусив, побегу сквозь мрачное и слякотное зимнее утро на нелюбимую работу, где будет царить легкий предновогодний ажиотаж и озабоченные предстоящими пьянками и немного уже нетрезвые сотрудники будут безрезультатно пытаться занять друг у друга денег до аванса, но перед Новым годом деньги всем нужны, и пол рабочего дня мне придется выслушивать нытье и жалобы на нехватку средств пополам с поздравлениями с наступающими праздниками…
