— Издеваешься?
— Нет, что ты! Просто ты сказал, что мы с тобой теперь «друзья», а друзья-люди разговаривали между собой именно так. Они не стеснялись шутить и задавать вопросы, которые кто-то другой мог посчитать неуместными, даже обидными.
Антон засмеялся, легко, без внутреннего напряжения.
— Хорошие примеры для подражания ты себе выбрал…
— Есть лучше? Назови. Я думал, если ты привел сюда тех, они самые лучшие…
— Наверное, так и есть, — согласился Антон. — Что касается «просветления», так его лучше назвать «затемнением». Размышлять с пользой можно, если есть перспектива как-то использовать результат. Хотя бы для побега, для жизни после освобождения, для передачи плодов размышлений другим людям, пусть таким же узникам. Нам разрешалось писать «мемуары», но заведомо было сказано, что их прочитает лишь один «посвященный», после твоей смерти. Извлечет полезное, если оно там окажется, остальное уйдет в недоступные никому архивы. Правда — великолепная перспектива? — Гордый форзейль попытался рассмеяться, но смех перешел в кашель, сопровождаемый горловыми спазмами. — У меня не было ни одного варианта. Даже надежды на революцию, сокрушающую стены темниц, или на помилование. Потому я пил синтанг, перебирал в памяти прошлую жизнь, фиксируя внимание на ошибках и упущенных возможностях, «горько каялся и горько слезы лил», как писал Пушкин. Постепенно превращался в растение…
— Да, тяжело, — посочувствовал Замок. — Лучше бы ты сразу взбунтовался, отказался покидать Землю и договорился со мной…
— Будешь мне доказывать, что послушался бы тогда моего приказа, а не чужого?
— Не буду, не уверен, — честно ответил голос.
— Значит, оставим эту тему. Навсегда или до лучших времен. Сейчас есть вещи поважнее. Мы вступаем в войну, вот и давай жить по принципу: «Все для фронта, все для победы». Сначала — определимся с диспозицией. Ты уверен, что у нас с тобой здесь по-прежнему нулевое время?
— У нас теперь всегда будет, как прежде. Время — нулевое, выходы — в любую нужную точку. Принимай решения, отдавай команды, остальное — мое дело. Александр, проникнув в Сеть, думал, что просто изолирует от нее свой веер реальностей. — Антону показалось, что в голосе прозвучали нотки, не свойственные предполагаемому возрасту его обладателя. Тысячелетнему, если не больше. Словно у пацана, который знает что-то интересное и интригует слушателей, но неумело.
— На самом же деле по моей «подсказке» он сделал нечто другое. Отключил меня, как один из «Узлов», от общей схемы. Теперь я полностью независим. Никто со мной не может соединиться, если полностью не перемонтирует основы так называемого «мироздания». Интересно, правда?
— Кто бы спорил. — Антон сразу понял смысл сказанного. Почти то же самое, что случилось после нейтрализации аггрианской Базы, но еще радикальнее. Швартовы обрублены, корабль выносит в открытое море. Свобода — да, свобода. Нет начальников, нет приказов. Но и возможности связаться с «берегом», надежд когда-нибудь вернуться обратно — тоже нет. А что там делать, на покинутом «берегу»? Будем искать «новые земли». — Если так, то спешить некуда. Будем оценивать обстановку и соображать…
Он встал из-за стола, подошел к окну, из которого был виден океан, и как только приоткрыл створку, соленый ветер заполоскал шторы, вытягивая их горизонтально, вскидывая к самому потолку.
Хорошо. Все складывается хорошо. Для него лично. Теперь есть где укрыться от треволнений мира, откуда снова можно руководить им совершенно так же, как это делалось раньше. Был бы смысл. А его нет.
С Замком он теперь мог говорить, вслух или мысленно, с любого места, не только из-за пульта.
— Можешь найти мне прежнее тело? — спросил он просто так, думая совершенно о другом.
— Прямо сейчас? Ты его получишь. Только сначала Александр должен занять свое…
Интересно, почему Замок называет своего любимца полным именем? Всегда он был то Сашкой, то Шульгиным, моментами — Александром Ивановичем, если требовалась официальность. Наверное, таким образом подчеркивается какая-то разница. Антону стало обидно.
— Это важно — чтобы он занял его?
— Достаточно важно. Его шансы выжить значительно возрастут. Тому человеку, в ком он сейчас находится, тоже будет лучше. Ему будут угрожать только люди…
Антону надоели разговоры вокруг да около. Складывалось впечатление, что Замок то ли до сих пор не решается перейти к полной откровенности, то ли опасается произносить некоторые вещи вслух.
— Давай говори напрямую. С телом я могу и потерпеть. Но ты все же объясни, что за страшная опасность нам угрожает, если ее боишься даже ты.
— Я — не боюсь. Меня взять штурмом и уничтожить невозможно. Мне просто не хочется остаться островом в океане зла…
— Ох, как возвышенно, друг мой! Я готов поверить, что ты проникся идеями древних земных философов. Не побывали здесь до меня Сократ с Платоном? Старик Конфуций? Заратустра? Или ты сам придумал их от скуки? Пока меня не прислали сюда на должность коменданта? Что ты можешь знать о проблеме добра и зла, если такой проблемы вообще не существует? Ты хоть раз за свое существование встречался с чем-то, подходящим под эти дефиниции? Убить кого-то — добро одному, зло для многих. Наоборот — то же самое. Заточить меня в безвыходную тюрьму было сочтено благом для Ста миров! Как в этом усомниться?
— Но ты же усомнился, — с усмешкой вставил голос в его тираду. — Сбежал, презрев волю «облеченных доверием». Принял помощь Александра, мою, в конце концов…
— Да, но это ничего не меняет. Бросим дискуссию. Нет абсолютного зла, нет добра, нет даже позиции, на которой нам с тобой можно сойтись. Кто-то сказал, что избыток добра — тоже зло. Объясни мне одно — что в данный момент ты считаешь злом для нас двоих, против чего мы должны сражаться? Я готов, но мне интересно…
— Ты привел ко мне в гости семь людей. Пять мужчин и двух женщин, третью я создал сам по модели, придуманной тобой и Воронцовым. Она получилась неплохо, ты согласен?
Что же тут возразишь? Дмитрий случайно получил самую лучшую женщину из всех, на которых мог рассчитывать.
— У всех этих людей были совпадающие представления о том, что считать злом. У меня было время все обдумать, сравнить, согласиться. Такие моральные принципы меня устраивают.
— Перевербовали тебя, получается.
— Объединенное психополе этих людей оказалось сильнее, чем базисные ядра некогда внушенной мне программы.
«Ну да, — подумал Антон, — два „кандидата“ в Держатели, работающие в резонанс с дополняющими и усиливающими их природные способности синтонными личностями… Даже бессознательно они сумели подавить одни и активизировать другие „черты личности“ Замка. Его „конструктор“ не предвидел, что такое возможно — перехват управления. Бог тоже не рассчитывал, что агитация Змея окажется убедительнее, чем его прямой запрет на яблоки Познания».
