Он грасс, грасс до мозга костей. В другом мире его сердце просто разорвалось бы. В этом я не сомневаюсь. Я провожу пальцами по волосам Ро и погружаюсь в него. Я вслушиваюсь в его дыхание и знаю, что он пытается делать то же самое. Для Ро это нелегко, он не умеет останавливаться на пути к цели.
Я слышу еще один взрыв, за которым следуют крики людей, бегущих к поезду.
Фортис.
Второй взрыв. А этот мерк умеет держать слово.
Ро осторожно выглядывает из-за обрыва, смотрит в сторону поезда, чтобы убедиться, что никто из солдат не ищет нас. Он кивает, давая понять, что на какое-то время мы в безопасности. Мы не разговариваем, пока крики не утихают вдали.
– Лучше нам спрятаться. Мы должны подождать. Пусть они уйдут. Дол…
По тому, как Ро произносит мое имя, я понимаю: ему известно о падре и Рамоне-Хамоне. Я знаю, что он боялся: вместе с ними там могла остаться и я. Я слышу все это в его голосе.
– Долория… – шепчет он.
Он говорит это так же, как я произношу свои заклинания, повторяя имена тех, кто некогда жил в Ла Пурисима.
Ро нуждается во мне. И я даю ему руку. Правую руку.
Ро берет меня за запястье и дергает полоску ткани, обернутую вокруг него. Он разматывает муслин, охвативший мою тощую руку так плотно, что я уже и забыла, что это не часть моей кожи.
Теперь мое запястье открыто, и Ро закатывает собственный рваный рукав.
Мы сплетаем пальцы, и Ро прижимает свое обнаженное запястье к моему. Я позволяю волне прокатиться по всему моему телу, от той точки, где встретились наши руки, и до ног, зарывшихся в песок.
На моем запястье – одна серая точка, цвета океана под дождем.
На запястье Ро – две красные точки, цвета огня.
Сходные метки наших сходных судеб, хотя мы и не знаем, что они означают. Но если мое имя Печаль, имя Ро – Ярость. Но что представляю собой я, что представляет собой Ро – это тайна. Нечто такое, что может убить нас обоих, хотя мы так и не узнаем почему.
Нечто такое, что, возможно, стало причиной смерти падре…
Я жалею, что не прочла книгу падре до того, как обменяла ее на свободу. И Ро нужно было бы ее прочесть.
Моя серая точка прижимается к красной точке Ро.
Мы оказываемся в мире, где нет никого, кроме нас двоих. Мы связаны метками на наших руках и в наших сердцах.
Ро оборачивает лоскут вокруг наших прижатых друг к другу рук, приникает ко мне всем телом, и я чувствую, как соприкасаются наши выпирающие ребра. Мы зеркальные отражения друг друга.
Печаль в ярости. Боль в гневе. Слезы в неистовстве.
Я становлюсь Ро, а Ро становится мной. Он впитывает мою великую печаль, то пугающее, что живет внутри меня. Он бы все сделал, чтобы прогнать это. А я впитываю его алую ярость. Я переполнена ею. Красная искра, которая есть Ро, теперь ушла на двадцать футов вглубь меня.
Я не могу удерживать ее долго.
Падре говорил, что Ро – это слишком для одного человека, что, если я буду продолжать это делать, если я позволю ему продолжать это делать, я могу и не найти обратной дороги. Но я позволяю его боли подводить меня к краю безумия.
Падре.
Я открываю глаза и обнаруживаю себя в объятиях лучшего друга. Это достаточно безопасное место, чтобы разрыдаться.
Слезы потоком вырываются из моих глаз и текут по лицу. У меня нет сил на то, чтобы остановить их.
Ро сжимает мою руку, давая возможность выплакаться.
* * *
Когда все выплакано и нам приходится отложить чувства на другое время, Ро помогает мне снова забинтовать запястье. Его кожа больше не обжигает, и он небрежно опускает на место рукав. Ро не так боится своей метки, как я – своей. Он не боится даже патрулей симпов, которые, как я знаю, не уйдут слишком далеко, как бы долго мы ни выжидали.
– Тебе бы следовало быть поосторожнее. Кто-нибудь может увидеть, – говорю я.
– Да? Ну и что?
– Они тебя увезут, как пытались увезти меня. Запрут где-нибудь там, в Хоуле. Будут тебя использовать. Истязать.
Я стараюсь не напоминать Ро, что это может означать для меня, как я боюсь этого.
– И что, нам теперь вот так и прятаться всю жизнь? Пока не умрем? – В голосе Ро слышится горечь.
– Может быть, это не навсегда. Что, если падре прав, и мы действительно особенные, и у нас больше сил, чем мы догадываемся? Что, если именно поэтому симпы явились за мной? – Я никогда ничего подобного не говорила, но теперь я в отчаянии. Мне необходимо поддерживать в Ро спокойствие, пока он не добился того, что его застрелят. – Мы ведь не можем больше считать миссию безопасным местом, Ро. Даже если нам больше некуда пойти. – Я нервно сглатываю.
– Но зачем прятаться, если мы такие уж особенные? Что, если мы предназначены для того, чтобы что-то совершить? Что, если только мы можем сделать это?
Ро ерошит волосы, он просто не может оставаться неподвижным.
Да, он только этого и хочет. Спасти мир и всех живущих в нем.
А я прямо сейчас хочу спасти только того единственного родного мне человека, который у меня есть. И неважно, хочет он сам или нет.
Я повторяю попытку:
– Падре говорил, что нас, таких, каковы мы есть, можно использовать против нас же, если мы не будем осторожны. Так что мы можем лишь ухудшить дело.
Ро теряет терпение. Мы оба уже готовы выйти из себя.
– Конечно, Дол. Но падре еще и то говорил, что правда освободит нас. Он говорил, что нужно подставлять другую щеку. Говорил, что надо любить ближних. А теперь он мертв. – Я отодвигаюсь от Ро, но он хватает меня за руку. – Я любил падре, Дол, любил так же, как ты.
– Знаю.
– Но он был из другого времени. То, что он говорил, то, во что он верил, – это ведь были просто фантазии. Он все это говорил, потому что не хотел, чтобы мы сдавались. Но и бороться он тоже не хотел.
– Ро, не начинай все сначала!
– Я не собираюсь бросать тебя, Дол, – смягчается Ро. – Обещание есть обещание.
Он помнит. Мы оба помним.
Точка к точке, так мы поклялись. Давным-давно, на берегу, после того случая, когда Ро впервые сбежал. Только я и смогла уговорить его вернуться.
Именно тогда мы обнаружили, что, связывая вместе наши руки, мы связываем и наши сердца. Что все то, что заставляет сердце Ро колотиться вовсю, разбивает мое сердце. Когда я мысленно пожелала засыпать нас обоих песком, чтобы притушить горящее в Ро пламя, он успокоился. Мы оба успокоились. Когда мы прикоснулись друг к другу – вот так же, точка к точке, – боль съела сама себя.
А огонь выгорел.
Тогда мы легли рядом, держась за руки, и наконец Ро заснул. И именно тогда я поняла, что мне не справиться с собой без Ро. А Ро и дня не проживет без меня.
В одиночку ему не совладать с пламенем. Он и пытаться не станет. И это было для меня самым тяжелым.
Ро скорее позволит пламени сжечь себя.
Я все еще предавалась размышлениям, когда услышала в небе шум вертолетов. Мы оба знаем, что это значит, но я первой открываю рот:
– Посольские вертушки. Надо бежать.
– Дай мне минутку.
Ро дрожит в мокрой одежде, и он еще не успокоился до конца. Я никогда не видела его таким взволнованным.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Я ведь думал, что ты умерла, Дол.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться его густых каштановых волос. Выдергиваю веточку, застрявшую за ухом. Я не говорю о том, что мне и следует быть мертвой, что именно так и должно быть. Свинья умерла, и падре умер. Так почему же они – да, а я – нет?
Да потому, что никто и не собирался меня убивать. Они явились, чтобы забрать меня.
Я пытаюсь понять.
Я пытаюсь понять, не повезло ли падре и свинье больше, чем мне? А потом выбрасываю из головы эти мысли и касаюсь Ро:
– Я не умерла. Я здесь.
Я пытаюсь улыбнуться, но не могу. Я могу лишь слышать треск вертушек, могу видеть окровавленного солдата у своих ног.
– А потом я подумал, что это я умер.
Ро вроде как смеется, но звуки, что вырываются из его груди, больше похожи на рыдания.
– Ты и вправду чуть не погиб. Нельзя же вот так просто взять и напасть на поезд и Трассу. Не знаю, о чем ты только думал. – Я дергаю Ро за ухо, точно так же, как дергала Рамону-Хамону. Только у Рамоны уши были мягкие, как тряпки. А ухо Ро покрыто засохшей грязью.
– Я думал, что спасаю тебя… – Ро смотрит вниз.
– Лучше бы ты этого не делал, – вздыхаю я и обнимаю его за плечи. – Ты ведь едва не погиб сам. Да и в любом случае кому-нибудь придется спасать обе наши жизни, если мы не уберемся отсюда раньше, чем эта штуковина приземлится.
Я пытаюсь сдвинуть Ро с места, но он притягивает меня к себе и обхватывает за талию.
– Да, ты не хотела, чтобы я пытался. Но ты знала, что я это сделаю.
– Знала, знала. – Я улыбаюсь, стараясь смягчить ситуацию. Пещера, лежащий без сознания симпа, шум вертушки… – Мы – это все, что у нас есть.
И это чистая правда.
