занятий.
— Хорошо. Я пойду с вами, а то вам припишут нарушение устава за хождение после отбоя. Да и оружие не выдадут.
Он возглавил нашу колонну. На тренировочной площадке он раздал всем мечи, сел по своему обыкновению в сторонке и стал за нами наблюдать. Я решил начать заниматься с ними по ускоренной методике. Мы нападали друг на друга и оборонялись как в обычном бою, только в медленном темпе. Самое главное, чего я требовал — плавности движений. Когда все движения стали более-менее понятны, мы попробовали то же самое делать в более быстром темпе. Сразу полезли ошибки. Мы опять замедлились. Так пошло два часа. Сикор не только наблюдал, но, на каком-то этапе, стал делать бойцам замечания. А под конец мы с ним показали мастер-класс нападения и защиты. Плавные медленные движения, лежащие в основе боевого применения меча, завораживали.
— Все, отбой, — сказал Сикор. — Юджин вас отведет. Подъем для вас никто не отменит.
Я отправил своих спать, а сам сказал, что буду позже. Через 10 минут я был около палатки Креоны. Внутри, на столе горела одинокая свеча. Я решил войти не через вход, а сбоку, приподняв полог. Ко мне спиной сидела Креона в ночной рубашке — она пила какую-то настойку и смотрела на огонь. Я тихо подошел к ней сзади и, наклонившись, прошептал:
— Уже отчаялась ждать?
Она вскинулась и обернулась. Глаза большие-большие. Потом, прижавшись, прошептала:
— Я и не ждала… прошептала она, хотя глаза говорили об обратном.
Я поднял ее лицо:
— Я же сказал — буду…
А потом она отдалась мне. Сразу вся. Стала пластилином в моих руках, и я лепил из нее что хотел. Она принимала меня со всем жаром оттаявшей души. В какой-то момент, когда мы в очередной раз кончали, я рискнул и вкачал в нее немого Серого. Реакция меня совершенно поразила: сказать, что она кончила — не сказать ничего. Она металась подо мной, в оргазме приподнимая мое, совсем не легкое тело. Ее взгляд был расфокусирован. Наверное, в течение 15 минут после того, как прошел основной заряд, по ее телу еще гуляли волны новой энергии.
— Юджин, что это было?
Она замолчала. А потом вдруг обняла меня, прижалась вся и жарко зашептала. При этом из нее шел такой поток энергии, что я даже не понял, слова это были, мысли, образы или эмоции:
— Я никогда в жизни даже не представляла, что может быть такое. Хотя я очень любила своего мужа и у нас с ним в этом плане все было хорошо. Но ты… это что-то. И секс здесь совершенно не причем — я понимаю, что пропала. Я твоя. Полностью. Вся. Ты можешь сказать мне бросится в реку, и я тут же сделаю это, не задавая ни одного вопроса… Я чувствую, что ты не тот, кем хочешь казаться, но мне это не важно. У меня не хватает слов… Ты дал мне новую жизнь, ведь я, после смерти своих, стала сама себе не нужна. А теперь у меня есть цель в жизни — это ты. Это…
Судя по яркости образов, которые всплывали в моей голове, по надрыву, который невозможно передать словами, она вошла со мной в двусторонний ментальный контакт,
— Это не любовь на войне, продолжила она, когда могут завтра убить и поэтому сегодня надо любить без оглядки. Я все это проходила и все это меня не трогало. Несколько раз на фронте было: я позволяла любить себя мальчишкам, у которых я была первой женщиной, а утром их убивали, и я ТОЧНО знала, что я никогда их больше не увижу. Это страшно, но все равно не трогало меня. Это было… частью моей Зеленой ипостаси — я просто обязана была им помочь. Но то, что сейчас произошло — это другое, это дало новую жизнь. Не суди меня за то, что было до тебя и прими меня всю.
Я не сказал ни слова, просто ментально закрыл собой ее израненную душу, принимая ее всю, а потом вкачал еще немного серого. Кстати, по-моему, она этого не поняла, просто почувствовала, что в ней пребывает моя сущность… И заполняет ее всю. До донышка.
Она замурлыкала от переизбытка эмоций. Я провел рукой по ее лицу, затем ниже, поиграл с ее грудями, ущипнул за сосок и накрыл ладонью шелку. Ввел внутрь два пальца. Обожаю рожавших женщин. Она со стоном выгнулась мне навстречу, открываясь как можно шире.
Еще один оргазм, ничуть не менее яркий, чем предыдущий, накатил на нее. Ее дыхание сбилось, она начала терять сознание. Я мягко привел ее в себя, чтобы она провалилась в сон.
Затем я тихо встал, оделся и выскользнул из палатки, а уже через 15 минут лежал в койке у себя в казарме. Кстати, дневальный спал. Надо будет завтра сказать Сикору и устроить ночную проверку.
С тех пор так и повелось — вечерами мы занимались со своим подразделением, а ночами я бывал у Креоны, и она засыпала в моих объятиях. И каждое утро она просыпалась, полная мной, моей энергией и моим семенем. Ее аура прибрела насыщенный зеленый цвет, а шарик вырос до размера теннисного мяча.
Так же, как в первый раз, каждое занятие мы проводили мастер-классы с Сикором. Наши скорости все увеличивались, а движения становились все сложнее. Он тоже явно прибавлял в мастерстве. Наши бойцы обожали смотреть на это завораживающее зрелище. В какой-то момент, примерно за полчаса до окончания тренировки, ко мне подошел Сикор и сказал:
— Иди уже в свой лазарет — тоже мне тайна. Я с нашими (так и сказал — нашими) позанимаюсь.
Через 3 недели, когда начались первые заморозки, Хорунжий решил провести смотр-конкурс подразделений.
Упражнения стандартные — стрельба, мечевой бой и тактическое действие. По просьбе Сикора он стал тестировать не целые отряды, а отделения. Вот здесь мы и смогли в полной мере показать преимущество нашей подготовки.
На стрельбе мое отделение показало не только 100 % попадание в мишени, а и 70 % попадание в незащищенные точки при стрельбе на 20 метров. Мечевой бой, по моей просьбе, было организован по олимпийской системе — с выбыванием проигравших.
