труп, во мне эта ваша инопланетная тварь, и никто не собирается ведь ее вынимать из меня, не так ли? А вдруг она сдохнет раньше времени, а? Что тогда? Патовая ситуация, господин директор по безопасности, да?
Максимилиан сверлил меня взглядом и зло поджал губы, но пока молчал, так что я решил добить его:
— А еще — ведь деньги на моем счету не корпоративные? Это твои собственные сбережения, поэтому ты так рвешь задницу. А я скажу, хрен тебе — не увидишь ты их. Разве что…
‒ Вот ты тварь, а…ну и что ты хочешь?
‒ Свободу.
‒ Без вариантов. После заражения паразитом, даже если бы мы его из тебя вырезали, максимальная свобода для тебя — это лаборатория. Никто не знает, как взаимодействует геном Дэвораров и человека, и неизвестно, что с тобой случится, когда личинку изымут.
— Ну, вроде тогда, в экспедиции Брауна, личинок из людей доставали, и ничего — те живы были. Даже долгожителями стали…
— Мне плевать, что там было тогда. Сейчас другое время, и у нас есть свои правила, свои протоколы безопасности.
— И за семь с половиной лямов их никак нельзя обойти? — поинтересовался я.
Максимилиан на секунду задумался. На секунду, но это уже хорошо. Пусть ворочает мозгами, вдруг получится выторговать себе свободу? Бедный, но свободный — тоже неплохо. Всяко лучше, чем богатый, но мертвый.
— Как я сказал, ты нанес колоссальный урон корпорации. Если я поспособствую твоему освобождению — завалят нас обоих.
— Ну, хорошо. Ты меня освободить не можешь. Вообще вариантов нет, — на полтона ниже заговорил я, — а как насчет иных вариантов?
— Каких еще вариантов? — насупился Максимилиан.
‒ Скажем, пистолет с 2 магазинами и пять минут форы. Ну же, я ведь знаю, что работать на корпоратов вам надоело хуже горькой редьки. Получите назад свои деньги и уйдете на заслуженный покой.
Он усмехнулся.
‒ Нет, мистер Колтон. После вашего последнего выступления я, пожалуй, не соглашусь и на это. Вам палец в рот не клади — разгромите тут все. Какой уж тут покой…
‒ Ну, тогда это патовая ситуация. Я не дам того, чего вы хотите, вы не согласны дать мне то, что хочу я.
‒ Хм. Ну а если я предложу вам вместо вас отпустить прекрасную мисс Элен?
— Она жива? Она здесь? — оживился я.
— Жива и здесь. Не заражена, кстати. И вот вам прекрасный вариант для торга: вы мне деньги, а Элен получит свободу.
— Да, конечно! Я согласен, — затараторил я, — только не трогайте ее, прошу!
Рожа у Максимилиана была настолько удивленной, что я не удержался и засмеялся.
— Вы действительно рассчитывали, что я скажу нечто такое? Вы держите меня за идиота? Даже если бы плевать я хотел на себя, как докажете, что она свободна и в безопасности?
— Ну…
‒ Забудьте. Мне что с того, что прекрасная мисс Элен обретет гипотетическую свободу? К тому же не держите меня за идиота, Максимилиан. Вы просто физически не можете отпустить ее: она спецагент, и слишком многое видела. Ее показания точно примет во внимание любой суд, а чтобы заткнуть ей рот взяткой — слишком много денег надо будет. Так что опять вранье и развод с вашей стороны, причем шаблонный. Ну, подумайте сами, Макс: вы же читали мое личное дело, вы знаете, кто я, и как провел последние три десятка лет. Правда думаете, что я влюбился сходу и бездумно в какую-то там полицейскую девчонку, и теперь радостно поменяю свою жизнь или комфортную смерть на нее? Я что, настолько похож на шаблонного киногероя?
‒ Э-э-э…да, Фрэнк. Вы именно на него и похожи, если смотреть чисто на ваш психопрофиль. Но теперь вижу, что ошибся. Вы — не герой. Того, кто был героем, убили во время «кибервосстания», как это потом назвали в прессе, а то, что от былого осталось — это Фрэнк Колтон, и этот Колтон — жуткая мразь.
Я лишь улыбнулся, мол, так и есть.
— Ладно, — буркнул собеседник, — мне надо подумать. Скажите напоследок, а сами вы во сколько оценили бы свою жизнь, хоть и под контролем, но не в виде лабораторной мышки, а в виде сотрудника СБ?
‒ Миллионов десять, возможно, одиннадцать. Но это все сказка — предложи вы мне такое, и я бы все равно не согласился. Пара дней, и вы меня пришьете, ведь так?
Не ответив ни слова, он вышел, а вместо него вошел парень в оранжевой тюремной робе, толкавший перед собой жуткую агрегатину с трубками и проводами.
— Дарово! Оздоровительные процедуры у нас по расписанию? — осведомился я у него.
Не ответив на мое приветствие, он молча притолкал свою конструкцию к моему лежаку и, отцепив от нее потрепанный планшет, медленно и по слогам прочитал:
‒ Фрэнк Ко-ул-тон. Рек-таль-ное корм-ле-ни-е. Кноп-ка семь и кноп-ка пять.
‒ СТОЙ! СТОЙ! Это точно ошибка! Я ем иначе! У меня там даже зубов нет, сам погляди!
‒ В ин-н-н-с-т-рук-ции сказано: рек-таль-но-е, зна-чит, Доусон жмет кноп-ки: пять и семь.
Так, мне не повезло. Этот парнишка выглядел лет на 30, но по лицу было видно, что мозгами он едва до первоклашки дотягивает.
Его бритую черепушку по центру рассекал тонкий и аккуратный шрам — похоже, что от лоботомии, так что, боюсь, с ним спорить бесполезно, и мне придется питаться-таки через прямую кишку все те разы, которые меня будут кормить.
Этот бедолага просто не понимает моих слов, делает так, как умеет, как научили. Это, мать его, самый настоящий биоробот с вложенной в него простейшей программой, от которой он не отойдет ни на шаг.
— Приступить к кормлению! — объявил дурень, и…
Унизительная операция была не сверхдолгой, но оставила у меня еще один пунктик, который я предъявлю Максимилиану, если сумею до него добраться.
* * *
Спустя какое–то время
Дни в камере-изоляторе были похожи друг на друга и абсолютно неинформативны. Утро начиналось с включения света в камере и перевода ложемента в полусидящее положение.
Потом кормление…
Ух…кормление! Эта пытка, это издевательство уже стало рутиной. Моя многострадальная задница уже привыкла к сему процессу. Если бы еще зубы отрастила — порвал бы тут всех, и Максимилиана, и яйцеголовых, и этого дегенерата с его трубкой…
Хотя нет, последний так легко бы не отделался, нет… Прежде всего он бы прошел через все то,
