— И раздавать его тем, кто достоин?
— Это не как таблетки… это живое тоже, как и зараза. Каждый сможет растить в бульоне. Если детям дать — они не станут «мясом». Людьми будут. Живыми! Вот он и его друзья такое умеют. — Круз кивнул снова. — Они меня от холеры вылечили, когда я чуть не сдох в Марселе… Так вот, сейчас мы идем за тем самым штаммом. Они высчитали, что зараза пошла из бывшего Советского Союза. Были там места, где заразу делали, — за Уралом и на острове в Аральском море. Может, там она и осталась. Но мы можем ее и раньше найти, если наткнемся на штамм, сохранивший нужное свойство. Потому мы все по пути проверяем. У него тесты с собой. Много. Простых. Капнул — проверил. И все! Лишь бы найти. И донести назад. Помоги нам, знахарь! Мы не сделали тебе плохого, а можем сделать много, много хорошего. Мы не враги тебе. Помоги! Отпусти нас, дай нам своих. У тебя же бойцы, у тебя волки. Я никогда такого не видел. Помоги нам — и мы все будем жить!
Знахарь долго молчал. А когда заговорил, в голосе его звучала жалость.
— Я долго понять не мог, кто вы такие. Вы старики, а так мало знаете про мир, который собрались спасать. Теперь понял: дураки вы, вот и все. Где ж вы были тридцать лет? Наверняка сидели где-нибудь в огороженном месте и ахали, глядя, как вымираете? Нас согнали с места люди, у которых все дети доживают до способности убивать. А их теснят люди, которые живут почти так же, как мы жили сорок лет тому. И это очень, очень скверные люди. Я слыхал и о других, которые зачинают от зверей. О тех, кто ест друг друга, чтобы стать сильней. Откуда вы пришли? Ты отвечай! — приказал знахарь, ткнув пальцем в Круза.
— Сейчас мы идем с юго-запада, из старой Европы. А раньше были на севере, на Кольском полуострове. Наши молодые — оттуда. У них — сильная кровь. Старшие их племени выслушали нас и решили помочь. Мы двое пришли оттуда, где еще сохранилась наука. В горах, в Альпах, есть места, где люди еще живут как раньше. Там работают, чтобы спасти. Оттуда послали повсюду искать штамм. Они меня спасли, и я решил им помочь.
— Он что, русский по крови? — спросил знахарь, ткнув в Дана.
— По матери, — ответил Дан.
Знахарь рассмеялся — негромко, старчески, скрипуче. Умолк, вытер слюну с губ.
— Если б я был чуток моложе, мне б интересно стало, как вы там живете и как ты, дед, в Европах оказался. Но я слишком стар, чтобы слушать про умирающих. Надоело уже. Хватит и того, что то и дело приходится хоронить подобных мне. В вашем хождении один смысл: смерть вы себе хорошую ищете. Чтобы со значением. Чтобы не стыдно напоследок за мир, который прогадили. Вы не думайте — я такой же. Я вас понимаю. Мне тоже мир спасать хочется. Только вот новые, которые родились после и выжили, — им нас не надо. Это не их вы хотите спасать — а мира нашего остатки. Сгнить не даете спокойно. Ну ладно. К чему мораль вам читать, старики только и могут, что за старое цепляться. Я-то думал, чего молодые за вами пошли. А им небось с вами, полудохлыми, пройти велели, чтобы на смерть глянуть? Чтоб мужчинами стать, или, как по-ихнему, волками? Да можешь и не говорить мне, я по лицу вижу. Но я вас уважаю, деды. Я вот, боюсь, и такой смерти, какую вы себе делаете, не увижу. Подохну, судя бабью свару. Потому я вам с похоронами помогу. Припасов дам. И подмогу отправлю с вами. Должок за мной — мои волки на ваше мясо покусились. Есть у нас один, которого за смертью пора посылать. Его уже приговорили «мясом» сделать.
— Это как? — не выдержал Дан. — Вы умеете разрушать иммунитет?
— Иммунитет? — Знахарь рассмеялся снова. — Котята вы слепые, ей-богу. Иммунитет. Ну, повеселили. Зараза — она прежде всего сюда приходит. — Он постучал пальцем по лбу. — Впрочем, чего я вам. Дам я вам этого типа и волков его — кто согласится за ним пойти. Завтра пойдете. А сейчас — гуляйте. После обеда дидько вам приговор скажет. Он здесь по закону нашему власть, не я.
Выйдя, Круз пошел к колодцу и, напившись, вывернул полведра на голову. Но лучше не стало.
Когда смерклось, на площади снова разожгли костер, и дидько, нацепив красный шнур, объявил, что пришлые — гости, полезные и дружеские люди хорошей крови. И потому — пьем пиво!
Люди заулюлюкали, зареготали. Щенки — вместе с ними. Когда стемнело и искры от костра долетели до верхних веток, Последыш плясал с местными у костра, голый по пояс, жилистый и точный. Круз смотрел на него и казался себе замшелым, холодным валуном, утонувшим по пояс в земле.
В сумраке, среди пляшущих теней, Круза отыскал немой. Потянул за рукав, поманил. Круз пошел.
Знахарь ждал его в полуразрушенном каменном доме над рекой. Полкрыши уцелело, навесом прикрыв угол. Сильно пахло псиной. В зарослях у реки заливался лягушачий оркестр.
Знахарь сидел в сумраке, на обломках неузнаваемой уже мебели. Вокруг него сидели волки — Круз насчитал семерых.
— Спасибо, что пришел, — сказал знахарь. — Меня Дмитрий Юрьевич зовут. Дмитрий Юрьевич Буевич, когда-то главный хирург области. Теперь — знахарь у дичающей кучки людей. Как тебя звали в той жизни? Кем ты был?
— Звали как и сейчас — Круз. Андрей Петрович Круз, солдат. Я был солдатом и остался им.
— Это кстати, — сказал знахарь. — Наши предки когда-то позвали чужих солдат править ими. И все получилось хорошо. Выслушай меня, солдат Андрей Петрович Круз. Пожалуйста. Я позвал тебя, чтобы предложить: останься с нами. Я — последний из тех, кто стал взрослым до беды. Я слежу за тем, чтобы мои люди не стали дикарями. Чтобы учились писать и читать, сохранили хоть обрывки знаний о мире. Но я стар и нездоров. У меня болит сердце. Смешно, но никто из моих не жалуется на боли в сердце. Они даже не понимают, что оно может болеть. Я, пережиток старого, тащу и старую хворь. Я протяну еще года два-три, от силы пять. А может, умру завтра. Без мета они быстро вернутся во времена, когда молились ветру и камням. Я многое хотел сделать, а успел так мало. Останься, прошу! Ты займешь мое место. Я вижу: ты умеешь приказывать, умеешь соединять людей, вести за собой. Ты проследишь, чтобы они учились. Ты проживешь еще лет пятнадцать, ты здоров и крепок. Этого хватит. Они не вымрут, их не перебьют люди с востока, нашедшие жизнь крепче — и куда страшней нашей. Подумай, солдат. Мы все — одна семья. Это будет твоя семья, твой дом. У тебя ведь нет ни дома, ни семьи, так, солдат? Ты будешь старшим у них, их отцом. У тебя будет столько детей, сколько ты захочешь. У нас красивые, сильные женщины. Любая захочет родить от тебя. Волки признают тебя и станут слушать. Что скажешь, солдат?
— Я… я не могу. Я должен идти, — выговорил Круз хрипло.
— Я понимаю. Солдат не был бы солдатом, если б его жизнь не состояла из одного долга за другим. Но послушай меня еще немного. Твой ученый, пересидевший беду за стенами, ничего не понимает. Он не знает, кого он хочет спасти. Он опоздал безнадежно. Те, кто мог выжить, уже нашли способы выжить. Да и вакцины его может не быть. Не верю я в нее. Не в вакцине дело. Это у кого как тело и голова устроены. У кого могло вынести — вынесло. Они и живут. И дети их жить будут. На Севере есть города, где живут по десятку тысяч. Без всякой вакцины… Останься, солдат!
