– Ну что, парень, – мягко сказал Аксу, – давай, копай. Я бы тебе помог, но это запрещено.
Ван дер Мерве замер, глядя на имя, написанное на кресте.
– Что, друг твой, что ли? – спросил Аксу. Юноша разрыдался.
– Ну что ж поделаешь, – все так же мягко сказал Аксу. – Ты давай копай. Времени у тебя не так уж много, а могилу лучше иметь поглубже.
– Он меня даже не слушал!
– Да я знаю. Я ведь говорю – псих.
– Но мы же не диверсанты! – в отчаянии повторял ван дер Мерве.
– Я бы тебе помог, да не могу, – сказал Аксу. – А ты копай, копай.
– Мы не диверсанты и не убийцы! А он даже не слушал!
Мимо проходил Санмартин в сопровождении Берегового, Томиямы и стрелка.
– О! – просиял Аксу. – Вот, может быть, капитан Санмартин тебе поможет. Если ты его уговоришь, тебе, может быть, удастся спасти и себя, и своих друзей.
Он перешел на английский.
– Сэр! Сэр, можно вас на минуточку? Санмартин неторопливо ответил на приветствие.
– В чем дело, Аксу?
Ван дер Мерве лихорадочно принялся объяснять, то и дело перескакивая с ломаного английского на африкаанс. Санмартин слушал скептически.
– Аксу, это правда? – спросил он.
– Я ему верю, сэр, – ответил Аксу. – Парень, похоже, не врет.
– Сержант Береговой, а вы как думаете?
Береговой задумчиво почесал подбородок.
– По-моему, проверить не помешает, – задумчиво сказал он.
– Томияма! Загляните в дело этого парня. И выслушайте его. Если он говорит правду, я потолкую с Симадзу. Ну, а если врет…
Санмартин сделал многозначительную паузу. Аксу добросовестно перевел.
– Есть, сэр! – Томияма коротко отсалютовал. Санмартин приложил руку к виску в ответ.
– Пошли со мной! – приказал Томияма ван дер Мерве.
Когда они скрылись за углом, Санмартин спросил у Аксу:
– Послушай, говорят, Иуда Искариот был турком?
– Нет, сэр! – рассмеялся Аксу. – С вашего разрешения, пророка Иисуса предал грек! У турок есть поговорка, что, если ты поздоровался с греком за руку, не забудь после пересчитать пальцы.
Стрелок подошел, выровнял очередной холмик земли и воткнул в него крестик со свежей надписью «Ван дер Мерве». Он постоял, посмотрел на Аксу, на неприметную охапку соломы, лежавшую в стороне.
– Слушай, парень, – сказал ему Аксу, – если ты не выстрелишь, мы выбьемся из графика. Ваша честь, я прошу прощения, но мне надо заглянуть к нашим первым клиентам, прежде чем отправиться к остальным.
Санмартин кивнул.
– Со следующими столько же будете возиться? – спросил он. Они управились с шестерыми, а осталось еще человек пятьдесят.
– За час разберемся, ваша честь. Ну, может, чуть подольше. Может быть, нам стоит прибегнуть к наркотикам? Я мог бы распорядиться… – Аксу отдал честь. Санмартин ответил тем же, и Аксу удалился.
– Разведка трудится в поте лица, – заметил Санмартин.
Береговой снова потер подбородок. На этот раз он по-настоящему задумался.
– А док?
Санмартин поморщился.
– Я ей сам скажу.
– Правду?
– Правду, но не всю.
– Как можно меньше.
– Если придется, – сказал Санмартин, – я сам буду заливать им в глотку эти наркотики, причем ржавой ложкой.
Береговой кивнул и удалился, по-прежнему погруженный в размышления.
– Я хочу увидеть, что на душе у парня! – сказал Санмартин, ни к кому не обращаясь. Стрелок, выравнивавший холмик, не обратил на него внимания.
Кроме горе-вояк, которых они брали в плен целыми толпами, у них набралось еще человек пятьдесят, попадавшихся по одному, по двое. Они оказались без оружия и более или менее убедительно доказали, что они вовсе не участвовали в мятеже, а просто вышли погулять. Их отпустили, но поступить так же с теми, кто был захвачен с оружием, было нельзя – начались бы нежелательные разговоры.
Санмартин достаточно хорошо знал людей, которые втянули в эту авантюру таких, как Ханнес ван дер Мерве, и мог предвидеть последствия. Очень возможно, они снова загребут отпущенных на свободу к себе в войско. Это, конечно, не помешало бы бывшим пленным распространять среди гражданского населения сведения о поражении и о великой мощи имперских войск. Но предводители буров – народ недоверчивый. Они захотят провести собственное расследование. А Раулю нужно было знать, что думает Ханнес ван дер Мерве. И, как это ни смешно, могут ли они положиться на ложь.
– Я хочу сжать его душу в горсть и выдавить все, что там есть, – тихо добавил он. Посмотрел на стрелка. – Ты ведь был в Пустынях с девятым взводом?
Стрелок кивнул, продолжая формовать холмик с пристрастием художника. Он отлично помнил эти тяжелые дни в пустыне.
– Помнишь, как Виеру прострелили яйца, когда он передавал воду? Ох, мы и ржали! Мы прозвали его «Дик в яблочко».
Стрелок тоже рассмеялся. Это было на девятнадцатый день. Двое из рабочих, которых они преследовали, накануне покончили жизнь самоубийством.
Санмартин посмотрел в сторону Ридинга.
– А теперь вот это, – сказал он.
Стрелок кивнул. Он завершил приготовления и пальнул в охапку соломы.
Кекконен сидел, прислонившись спиной к брустверу, и развлекался тем, что играл в пасьянс насквозь промасленными картами. Серый зевал, не снимая пальцев со спусковых крючков своей ракетной установки.
Со стороны Блумфонтейна показался небольшой грузовик. Серый загнал в ствол первый заряд с ловкостью, которая приобретается только годами практики, и лениво ждал его приближения. Машина прибавила скорость. Глаза Серого сузились. Он привстал и снял ракетную установку с предохранителя.
Машина не остановилась перед шлагбаумом. Она проломила его, не обращая внимания на выстрелы часового. Но тут же замедлила ход, объезжая первый из надолбов. Серый успел увидеть напряженное лицо водителя и выстрелил сразу из всех стволов.
Грузовик взорвался. Кекконен судорожно вцепился в бруствер, сжимая в руке второй, уже ненужный заряд.
– Jumalan kiitos! – прошептал он.
Серый со скучающим видом прочистил орудие и снова установил его на треноге, направив стволы вверх. Карты Кекконена плавно опускались на землю. Почерневшее шасси грузовика осталось лежать между первой и второй надолбой.
С того дня энергию с океанской электростанции подавали только по три часа в день.
Брувер закрыла за собой дверь и на какое-то мгновение застыла, явно раздираемая сомнениями, – это дало Верещагину возможность оценить ситуацию. Тонкое лицо ее выражало одновременно и замешательство, и предельное волнение.
Матти Харьяло звал ее «проходной пешкой» – крошечную пылинку среди сильных мира сего. Пешки почти всегда непредсказуемы. Но все равно надо пользоваться тем, что под рукой.
