– И что же вы там нашли? – спросил Риишлее, слегка недоверчиво приподняв брови.
– Предмет, который почти наверняка принадлежал Манаун’даку, – спокойно ответил Готор. – Правда, в перечне ритуальных вещей его вроде нет. Но он точно раньше принадлежал попаданцу, так как сто процентов сделан в моем мире.
– И-и-и? – хором поторопили Готора Риишлее и Ренки.
– Это… – замялся Готор. – Как бы вам объяснить… Короче, это mobilnik!
– Чего?
– Mobilnik, – обреченно вздохнул Готор. – Такая штука, с помощью которой можно переговариваться с другими людьми, у которых есть такие же штуки, в какой бы точке мира твой собеседник ни находился. Ну, почти. Там еще надо… Короче, это очень долго объяснять, да и не имеет смысла.
– Так почему вы его не забрали? – искренне возмутился Риишлее. – Нам бы такая вещь очень понадобилась!
– Да он же древний, как дерьмо мамонта! – возмутился Готор. – Там еще, судя по маркировкам, управление не голосом, а с сенсорного экрана было! Такими мой отец в детстве пользовался. Хотя, извините, бред несу. Но эта штука действительно очень древняя, если и правда принадлежала Манаун’даку, да и, судя по виду, побывала во множестве переделок. Там уже все давным-давно сломано и восстановлению не подлежит. Да и толку от одного аппарата никакого. Нужна очень развитая инфраструктура, много разных других приспособлений… – Готор беспомощно замолчал и изобразил на лице такую бездну отчаяния, что собеседники сразу отказались от мысли настаивать на объяснениях.
– Так, значит, эта находка была абсолютно бесполезной? – разочарованно спросил Риишлее.
– Я бы так не сказал, – как-то слишком уж загадочно произнес Готор. – Вот!
И с этими словами он очень осторожно достал из кармана какой-то предмет, завернутый в кусок ткани, положил его на стол и развернул.
– И что это?
– Batarejka! Ну, такая ерунда, которая… А, не важно. Mobilnik был хоть и изрядно побитый, но последние годы о нем очень хорошо заботились, стряхивая малейшие пылинки. Так что я смог его разобрать, так, на всякий случай. Жрецы мне, кстати, за это едва голову не свернули, и если бы не наши солдаты… Впрочем, если бы не тот инцидент, я бы ее умыкнуть не смог. В общем, эта штучка лежала внутри mobilnik, как в коробочке. Поднесите ее к свету и посмотрите.
Риишлее взял небольшой прямоугольничек черного цвета и поднес его к окну. Потом, заинтересовавшись чем-то, присел, порылся в хламе на свое столе и, достав сильную лупу, начал разглядывать предмет под большим увеличением.
– Какой-то план, – спокойно сказал он. – И надпись. Буквы знакомые, но слова этого я не знаю. Полагаю, это из вашего языка?
– Угу, – кивнул Готор и произнес с особой торжественностью: – Там написано Amulet, что на вашем языке и означает – «амулет»!
– Вы думаете? – взволнованно спросил Риишлее.
– Почти убежден! – ответил Готор. – Едва ли это может быть совпадением. Вещь из моего мира – и легендарный Амулет, за которым охотился, а потом и хранил Манаун’дак…
– Так… – Риишлее даже вскочил со стула и начал ходить по кабинету, а Ренки, воспользовавшись моментом, взял непонятную пластинку со стола и начал ее внимательно рассматривать.
– Какая-то гора с тремя вершинами, – озвучил он уже известный всем факт. – А рядом река с изгибом, напоминающим цифру «2». И еще три дерева нарисованы. И где это?
– Не знаю! – развел руками Готор. – Полагаю, где-то на землях Старой Империи. Скорее всего, на Северном континенте, хотя не исключаю, что и на Южном. И стоит учесть, что это может быть как гора, так и холм. Река за тысячи лет наверняка уже раз десять поменяла русло. А эти три дерева (кстати, на плане они могут означать и лес) давным-давно умерли и сгнили. Сейчас на их месте может быть голая пустыня, а может быть целая чащоба. Но я подумал: может быть, где-то в древних легендах или записях сохранилось описание этого места. Ведь проклятый Манаун’дак не просто так нацарапал эту схему? Трехглавая вершина… Может, там была какая-то битва? Или храм стоял… Или еще что-то…
– Я распоряжусь, чтобы поискали, – кивнул Риишлее. Он был настолько взволнован находкой, что вместо того чтобы позвать секретаря, сам выскочил из кабинета.
– И ты молчал? – возмущенно бросил Ренки приятелю, когда они остались одни.
– Так сам вспомни, – начал оправдываться Готор. – Я впереди топал, а ты со своим Одиннадцатым, считай, в самом арьергарде плелся. Мы тогда с тобой неделю не виделись. Да и потом, на реке, на совсем разных плотах плыли. А уж от Зиироока… Вспомни то суденышко – как там можно было поговорить толком без чужих ушей?
Да, тут Готор был прав. Их двоих и командира Пятнадцатого Гренадерского полковника оу Таариса оу Дезгоот отправил в столицу с вестями о победе и успешном завершении похода. Да еще пришлось взять с собой Гаарза и Киншаа для охраны сундуков с остатками архивов Кааса.
Отплыли они на почтовом кораблике – быстроходном, но довольно тесном суденышке, где даже кают для пассажиров не было. И почетным гостям, всем троим, отвели каюту первого помощника и штурмана, которые, в свою очередь, потеснили капитана. Но даже там уединиться для серьезного разговора не было никакой возможности – тонкие переборки едва ли могли обеспечить конфиденциальность беседы. А на палубе всегда было множество ушей, так что для разговора о делах действительно тайных и секретных, наверное, пришлось бы лезть на марс, предварительно выгнав оттуда наблюдателя. Но это выглядело бы несколько странно.
Дальше – та же песня. В Диинцее – наиболее близком к столице порту – они сошли со своего кораблика и не без некоторых проблем и парочки скандалов сумели пересесть в карету.
Было очень странное ощущение. Казалось бы, они прибыли в родные земли героями, совершив кучу невероятных подвигов и пережив множество приключений, о которых можно баллады складывать. Но никто тут еще не знает ни об их подвигах, ни о приключениях и потому не обращает внимания на компанию каких-то оборванцев в поношенных мундирах, зачем-то везущих в столицу с безопасного юга три непонятных сундука.
Даже авторитет полковничьего мундира не слишком-то помогал путешественникам – нынче в Тооредаане объявили новый набор в войска, и потому офицеры всех рангов стали настоящим бедствием для больших и малых городов, сел и даже хуторов и постоялых дворов. Военные заманивали в свои ряды простофиль, верящих в сказки про сытую армейскую жизнь, разорившихся и влезших в долги ремесленников и купчиков, проворовавшихся приказчиков, потерявших наделы крестьян и даже обычных бродяг, которым уже нечего терять, вроде парней, обрюхативших дочку соседа и не желающих жениться, – короче, всех неприкаянных и не имеющих прочных корней, для которых армия становится наименьшим из возможных зол. Так что даже целым полковником никого теперь удивить было нельзя.
