мы вернулись, больше ни разу не светилась и выглядела так, будто снова превратилась в спящий артефакт. Она никак не отреагировала, когда я взял её в руки, чтобы положить в сумку.
В приёмную кесаря я вошёл без пяти девять. Секретарь поздоровалась и объявила, что Александр Петрович меня ждёт.
Когда я вошёл в кабинет, Романов сидел за столом, но тут же встал и направился ко мне. Обнял, похлопал по плечу, как он обычно любил делать, и сказал:
— А у тебя уже выработался свой стиль.
— Вы о чём? — поинтересовался я.
— Куда бы ты ни отправился, без разрушений не обходится, — ответил Романов и рассмеялся, похоже, он пребывал в хорошем настроении, что, впрочем, было объяснимо.
— В этот раз всё обошлось одним небольшим мостом, а дом Чакыра сильно не пострадал.
— В отличие от самого Чакыра.
— Так получилось. Мы не хотели его убивать, но он не оставил нам выбора.
— А отель, значит, не ваша работа?
— А про отель я забыл, — признался я.
— Да и правильно, чего там помнить, — усмехнулся Романов. — Всего-навсего спалили половину отеля. Пустяки.
Таким весёлым кесаря я не видел никогда. Он, конечно, мог иной раз пошутить, но вот чтобы так искрить, выдавая одну шутку за другой, такого я не видел. Я поставил на стол сумку, достал из неё шапку Мономаха и положил артефакт на стол перед кесарем. Лицо Александра Петровича вмиг стало очень серьёзным. Он посмотрел на меня уже другим взглядом и произнёс:
— Благодарю тебя, Роман! Теперь я твой должник на всю жизнь.
— Я рад Вам помочь, — ответил я, и это было правдой.
Александр Петрович протянул руки к шапке и, как мне показалось, на некоторое время застыл, словно не решаясь взять Великий артефакт в руки. Но потом он всё же его взял, поднёс к себе поближе, с любовью рассмотрел и… изменился в лице — оно стало взволнованным и даже немного испуганным.
— Он не спит, — растерянно пробормотал Романов себе под нос, положил шапку на стол, а потом обратился уже ко мне: — Артефакт не спит! Я чувствую. Это очень странно.
— Не спит, — подтвердил я.
Романов, будто не услышав меня, прочитал какое-то заклинание и снова протянул ладони к артефакту, но шапка в этот раз вспыхнула ярким светом примерно на секунду, а кесарь одёрнул руки, словно обжёгшись. После чего он опять обратился ко мне:
— Расскажи, где он находился? Каким образом ты его добыл?
Я вкратце рассказал обо всех своих приключениях в Стамбуле — с момента прибытия и до того, как Мила надела мне шапку Мономаха на голову, не упоминая при этом по просьбе бабушки имени фон Лангермана.
— И она как-то активировалась, — закончил я рассказ.
— Что значит, она активировалась? — с раздражением спросил кесарь. — Она не могла просто так взять и активироваться! Для этого нужно провести ритуал!
— Но Вы же понимаете, что мы не могли провести никакого ритуала, хотя бы потому, что мы просто о нём ничего не знаем. И я Вам честно скажу, если бы шапка не активировалась и не придала мне сил, Вы бы её в руках сейчас не держали, а мы с Милой сидели в турецкой тюрьме.
На это Романов ничего не ответил. Он сжал кулаки, глубоко вдохнул, повернулся ко мне спиной и спустя несколько секунд негромко произнёс:
— Уходи.
— Александр Петрович, у меня не было… — начал было я, но замолчал, почувствовав, как от кесаря исходит сильная тепловая волна.
— Пошёл вон! — взревел кесарь, стоя всё так же ко мне спиной, но его голос прозвучал так громко, словно я прижал ухо к динамику мощной колонки.
Воздух мгновенно раскалился, словно мы оказались в растопленной сверх меры бане; меня бросило в пот, стало тяжело дышать; пространство поплыло, то там, то здесь начали вспыхивать огоньки пламени. По полу и стенам пошли трещины. Говорить что-либо ещё мне сразу же расхотелось, и я на заплетающихся ногах вышел из кабинета.
Испуганная и белая как мел секретарь стояла в двух метрах от двери и с ужасом смотрела на расползающиеся уже и по её кабинету трещины. Бросив на меня ненавидящий взгляд, она быстро замахала руками в сторону двери в коридор. Намёк я понял, вопросов задавать не стал и пошёл к выходу. Закрывая за собой дверь секретарской, услышал, как в кабинете кесаря что-то будто взорвалось с сильным грохотом, и тут же взвизгнула секретарь.
Когда я вернулся от Романова, бабушки дома не было. Меня это обрадовало — не хотелось ей пересказывать, как прошёл мой визит к кесарю. Мне вообще не хотелось вспоминать эту встречу, остался после неё неприятный осадок. И вроде на Александра Петровича я не обиделся, хотя его реакция меня сильно удивила, и за собой вину не ощущал, так как сделал всё, что мог, в прямом смысле этого слова, чтобы выполнить задание. Но осадок остался.
Миле я просто сказал, что отдал шапку — без каких-либо объяснений. Мы провели вместе вечер и ночь, а утром, пользуясь, что бабушка не вернулась и выходить к завтраку нет необходимости, провалялись в кровати почти до двенадцати. А потом на телефон пришло сообщение от бабушки с просьбой зайти к ней в кабинет как можно быстрее. Почуяв неладное, я направился туда чуть ли не бегом.
— Доброе утро! Что случилось? — выпалил я, входя в кабинет.
— Здравствуй, мальчик мой, — спокойно сказала бабушка. — А что, должно было что-то случиться?
— Не знаю, — растерялся я. — Вы написали, чтобы я пришёл срочно.
— Дел много, хочу побыстрее обсудить наши с тобой, а потом уже своими заняться.
— А о каких именно наших делах идёт речь? — осторожно поинтересовался я.
— Да собственно у нас с тобой на сегодня всего одно важное дело — принять после обеда гостя.
— Гостя? Какого?
— Важного, — улыбнувшись сказала бабушка. — Час назад звонил Романов, попросил, о встрече.
— С Вами?
— С нами.
— Когда мы вчера расставались, мне показалось, что он ещё долго не захочет меня видеть.
— Так расстроился?
— Он Вам рассказал?
— А чего там рассказывать, и так было ясно.
— Ясно? — переспросил я, и тут до меня кое-что начало доходить. — Вы знали, что он так отреагирует на то, что шапка активировалась?
— Она не активировалась, ты её активировал, — поправила меня бабушка.
— Но я не специально, оно само! — воскликнул я, искренне возмутившись, что даже бабушка считает меня виновным в активации артефакта.
— Само, мальчик мой, ничего на свете не происходит.
— Но я ничего такого не делал, просто надел
