в том, что технологии в области некробиологии за прошедшие десятилетия совершили поистине титанический рывок. Не стану скромничать, но я внёс в сей процесс немалую лепту…
Глаза визитера сверкнули самодовольством под стеклами очков, и я вдруг поймал себя на мысли, что вот уже десяток минут катаю в памяти образ человека, которого мне напоминает этот умник.
— Пардоньте за мое любопытство, а ваша фамилия, случайно, не…
— Секирин, — опередил меня инфестат. — Дамир Сергеевич Секирин. Сын того самого…
— Хе-хе, — неожиданно для себя развеселился я. — Хотел бы я видеть рожу Аида, узнай он о том, как поживает его сынишка. А то он ради вас чуть целую общемировую революцию не устроил…
— У вас еще будет такой шанс, — сквозь зубы процедил собеседник, не разделивший моего приподнятого настроения.
Мужчина помрачнел и как будто бы стыдливо покосился на четверку бойцов за моей спиной. Вероятно, комплекс вины не чужд подросшему мальчишке. Возможно, он потому и кинулся с таким фанатизмом двигать отечественную науку в сфере некроэфира, лишь бы вымолить у общества прощение за грехи его отца…
— Да ну⁈ Вы и его собираетесь выдернуть из мира вечного сна⁈
Вот теперь я действительно удивился. Это что ж у них тут в будущем творится, если они решили воскресить неуправляемое оружие массового поражения?
— Не собираемся. Процесс уже запущен.
— Хм, ладно, дело ваше. Надеюсь, вы отдаете себе отчет. Но так что там с технологиями? — вернулся я к первоначальной теме, видя, что сын Аида не особо горит желанием продолжать беседу об отце.
— Если коротко, то после череды исследований и экспериментов, я смог выявить область в головном мозге, которая отвечает за взаимодействие человеческого разума и дара, — уже с куда большим энтузиазмом произнес Дамир Сергеевич. — Вы помните тот момент, когда вас покинули сновидения, Юрий?
— Не-а. Я спать в целом перестал. Резко.
— Хм-м… нетипичная ситуация. Но, как бы там ни было, именно сны помогли мне определиться с областью поиска. Я прекратил распылять внимание на все отделы мозга, сосредоточившись на одном лишь гипоталамусе. И именно в нем я обнаружил замо́к, способный отрезать инфестата от его дара. И только спустя четыре мучительно-долгих года мне наконец-таки удалось на практике запереть эту дверцу! Вскоре были проведены и первые опыты на инфестатах, прошедшие просто блестяще. Операция, которая с вероятностью в девяносто пять процентов убьет обычного человека, на одаренных проходила с нулевой летальностью. Мы научились вживлять миниатюрные био-чипы, продуцирующие или, вернее сказать, постепенно перерабатывающие цереброспинальную жидкость в несколько иной состав. Отличия от эндогенного ликвора были настолько ничтожны, что даже дар инфестата, крайне негативно реагирующий на любые изменения в организме и стремящийся их ликвидировать, попросту их не заметил. Однако же обновленная жидкость избирательно затрудняет водно-электролитный гомеостаз в продолговатом мозгу и префронтальной коре. И вследствие этого реципиент полностью теряет способность управлять некроэфиром, но сохраняет остальные когнитивные функции…
Когда Секирин говорил о своих достижениях, то прямо расцветал. Похоже, наука действительно была его коньком и величайшей слабостью. И своей профессией он гордился по-настоящему.
— Получается, вы научились превращать инфестатов в обычных людей? — до безобразия сократил я пространное и заумное пояснение. — А у вас тоже в голове такой чип?
— Нет, мне часто приходится оперировать некроэфиром для исследований, поэтому себе я «Нейтра́ль» не ставил. Ну и, конечно же, преждевременно говорить о том, что мы можем сделать простого человека из одаренного. Пока еще преждевременно. У большинства пациентов сохраняется склонность к эмпатическому чтению и аномально высокая регенерация тканей. Тем не менее, это уже огромный прорыв для науки.
— Ну да, ну да, — согласно покивал я. — Но разве вы не понимаете, какое слабое место существует у вашего инновационного метода, если вы не смогли прибить инфестатскую регенерацию? В последнюю и единственную встречу с Аидом… вашим отцом то бишь…
— Спасибо за ненужное уточнение, — ядовито отозвался Секирин.
— Ага, всегда пожалуйста, — сделал я вид, что не заметил его недовольного тона. — Так вот, когда я повстречался с Аидом, то начисто смахнул ему башку с плеч. И знаете что? Его это не остановило. Он себе новую отрастил.
— Понимаю, к чему вы клоните, — с важным видом поправил очки на переносице Дамир Сергеевич. — Но спешу развеять ваши опасения. Дело в том, что под воздействием «Нейтра́ли» постепенно изменяется весь состав цереброспинальной жидкости. И железистые клетки подстраиваются под него, начиная самостоятельную секрецию уже модифицированного ликвора. Таким образом, насильственное удаление био-чипа не принесет желаемого результата. Новый мозг будет всё так же производить измененный состав мозговой жидкости, даже если удалить «Нейтраль». Поверьте, за минувшие тридцать лет в мире появлялись и другие инфестаты, способные отрастить себе голову. А у нас было предостаточно времени, чтобы провести с ними эксперименты. Однако, не могу не отметить ваше стремление помочь найти возможную брешь в моей разработке. Спасибо вам.
— Угу, рад стараться! — немного по-фиглярски отсалютовал я. — Слушайте, Дамир, ну а что насчет моего старого напарничка? Я про Изюма. Этому пердуну дряхлому уже лет за восемьдесят должно быть… Не то чтобы я на него обиду затаил, но пару ласковых высказать хочу. Это ж надо было такую подставу учинить! Мы ведь, получается, в тот злосчастный городок с одной целью приехали. А он меня так…
— Максим погиб, — с каменным лицом перебил некробиолог.
— Что, прям бесповоротно? — с сомнением переспросил я.
— Абсолютно. Ту бомбардировку пережили только двое. Мой отец и вы, Юрий. Просто поверьте мне.
Первоначальным моим порывом, разумеется, было усомниться в словах собеседника. Нет, ну серьезно! Чтоб старый Виноградов так легко спёкся? Да ерунда какая! Это же такой живучий таракан, что его никаким дустом не вытравишь! Но потом я присмотрелся к Дамиру повнимательней. Легкий прищур глаз, поджатые губы, напряженно сцепленные пальцы, немигающий взгляд, направленный в одну точку… Да он ведь скорбит по старому спецназовцу. Причем, неподдельно и горько. За прошедшие десятилетия его боль не только не уменьшилась, а будто бы проросла глубже. В саму суть человеческой души. Не знаю почему, но я вдруг увидел это столь отчетливо, словно прочел печатный шрифт на рекламной вывеске.
Так может вовсе не вина гонит этого мужчину, которого я запомнил худощавым мальчишкой, к новым свершениям? Может, он только для всех окружающих Дамир Сергеевич, видный некробиолог, наверняка талантливый инфестат и ученый? А внутри, для самого
