продержался.
Оружейка в углу… Патронов нет. Тут же была ещё одна дверь на выход. Аким подвёл камеру шлема к бойнице — за дверью начинались заросли акации, тут она была крепкая, чёрные шипы по пять сантиметров. А справа от акации уже вода, из неё тянется рогоз. Место было неуютное, но чтобы принять бой, подходило.
«Как сказал дедок — отдышаться».
И тут он слышит голос Ряжкина:
— Аким, слышишь?
— Чего?
— У тебя там лучше должно быть слышно; едут, кажись.
Прапорщик подходит к тому окну, что разбито, и внешние микрофоны «выкручивает» на максимум: так и есть… Мотор. Это агрегат пришлых, только он не визжит, как другие, этот натужно ревёт. Мотор держат на максимальных оборотах, не берегут его, а лодка перегружена, вот и звук такой.
«Лишь бы пулемёта на ней не было». Прапорщик ещё раз поглядывает на бетонные стены их убежища. Не очень-то они и толстые для пулемётной пули.
— Да, едут, — говорит Саблин. — Вы лодку вытащили?
— Почти, ещё малость подтянем, и под неё подлезть будет можно, — рапортует Калмыков.
У него повреждена «голень», он малоподвижен, и поэтому Саблин спрашивает:
— Денис, с ремнабром разберёшься?
— Да уж как-нибудь, — заверяет Акима товарищ. — Авось не впервой.
— Занимайся; а ты, Вась, как лодку дотащите, давай сюда.
— Есть, — отвечает радист.
Конечно, любой болотный человек знает, как паять пробоину в лодке, но лодка не Калмыкова, лодка другая, поэтому он уточняет:
— Аким?
— Ну?
— Я просто зачищаю, прямлю вмятину, кладу пластину и паяю с внешней стороны? Или положить платку изнутри?
— Нет, запаивай с внешней, изнутри не подлезть, рундук вытаскивать нужно и все вещи… — говорит Аким, а сам ходит от одной бойницы к другой и проверяет, как они открываются. Заодно выглядывает в них и осматривается.
— Есть запаивать с внешней…
Видно, товарищи закончили вытаскивать лодку на стапель, и появляется Вася, он оглядывается:
— О, а тут неплохо… Генератор мощный. В нём меди, наверное, куча. Бойницы… Всё как положено…
— Эти рядом уже, — напоминает ему Аким.
— Да знаю, ты только нырнул в воду, а их дрон прямо над нами повис, как на ладони мы были, — говорит Ряжкин, а сам, открыв бойницу, пробует прицелиться через неё. — Слушай, а удобно всё придумано.
Саблин тоже приоткрывает одну из бойниц, смотрит наружу.
— Эх, знать бы, где они решат пристать, да встретить бы их неожиданно.
— Хорошо было бы… Да поздно уже, — разумно замечает радист. — Слышишь мотор… Рядом уже. Да и не получилось бы их встретить неожиданно. Дрон у них есть, у подлюк…
— Да, хуже дрона… — Саблин делает паузу, — только пулемёт.
— Пулемёт… — повторяет Василий и бронированной перчаткой, кулаком бьёт в бетон стены, проверяя его, что ли, — храни нас Господь.
А натужный рёв уже совсем близко, он накатывается с запада, от чистой воды. Вскоре он замолкает. Большой минус микрофонов, что расположены на шлеме, — это то, что, манипулируя их чувствительностью, человек теряет возможность чётко устанавливать дистанцию до источника звука. Но по опыту Аким прикинул и понял, что лодка переделанных подошла к берегу где-то совсем рядом. Пятьдесят, шестьдесят, может быть, семьдесят метров до здания заставы, за прибрежной стеной рогоза, там мотор и был заглушен.
— А чё вы там притихли-то? — интересуется Калмыков, он уже разогрел металл и выпрямляет его, стучит молотком.
— Гости приехали… — отвечает ему Василий.
— Много их?
— Пока не посчитать…
И прапорщик, и радист замерли у бойниц, и оба видели, как из сплошной стены болотной травы метнулось в сторону зарослей акации продолговатое, коричневое с серым тело на необыкновенно длинных ногах с вывернутыми назад коленками. Шаги у него были размашистые, он словно скользил над землёй.
Разведчик. Тварь очень неприятная, необыкновенно быстрая и ловкая, которую очень трудно было разглядеть в зарослях. Даже в тепловизор её не было видно, эта дрянь, кажется, могла принимать температуру окружающей среды. В верхних лапах оружие… Плохое, нечищеное, неухоженное, но всё равно опасное из-за большой мощности боеприпаса.
Саблин машинально положил палец на спусковой крючок, но он знал, что не успеет… И поэтому стрелять не стал. А тут и ещё один разведчик выскакивает из рогоза. Быстро выпрыгнул, Саблин снова не успел среагировать. А вот Василий и с Денисом успевал болтать, и за разведчиками переделанных следить, он нажимает на спуск.
Та-та-та-та…
Одна пуля бьёт в песок, все остальные уходят в стену зарослей.
— Эх… — с сожалением говорит радист. — Убежал.
— Вы там начали уже? — интересуется Калмыков.
— Да, — отвечает Ряжкин.
Аким же идёт к северной стене, он хочет поглядеть, куда бегут разведчики переделанных, а радист замечает:
— Ещё один пробежал…
И в эту же секунду что-то очень мощное бьёт в западную стену рядом с бойницей, в которую глядел Василий. Кажется, весь тяжёлый дом вздрогнул.
Ряжкин отпрянул и засмеялся:
— Ты глянь, сволочь какая.
И тут же ещё один удар, громкий, с каким-то шипением, помещение наполняется пылью, по нему с шумом разлетается бетонное крошево, а в стене образуется пятисантиметровая дыра с неровными краями, и в неё, заливая висящую пыль, проникает яркое солнце.
— Пробил стену! — восклицает Ряжкин.
— Картечница? — интересуется Калмыков спокойно из своего помещения.
— Ну а что ещё?.. Чуть не задел… — радист снова открывает крышку бойницы…
Та-та-та-та-та-та-та-та…
…по кустам, как раз туда, откуда должен быть прилететь снаряд, пробивший стену; и тут же Василий отпрянул от стены, присел в углу, ожидая ответного огня. Но теперь по зданию никто не стреляет. Враг затих. Офицеры думают, что делать; то, что стены в
