Константинопольское братство ассасинов щедро заплатило Софии за ее лавку. В подземелье, обнаруженном Эцио, ассасины надежно спрятали и замуровали пять масиафских ключей. Азизе было грустно расставаться с Эцио и Софией, и в то же время ее переполняла радость от новой работы.
Молодожены решили погостить в Венеции. София хотела получше узнать город, в котором родилась, но почти не бывала, а также установить дружеские отношения со своими родственниками. Эцио между тем начинал испытывать все большее беспокойство. Клаудия часто писала ему из Рима. Он чувствовал нарастающее нетерпение сестры. Папа Юлий II – давний покровитель ассасинов – сильно болел. Сомневались, доживет ли он до своих шестидесяти девяти лет. Вопрос о преемнике пока не поднимался. Братству требовалось присутствие Эцио в Риме, дабы руководить действиями ассасинов в переходный период, который установится после смерти Юлия.
Эцио это тоже беспокоило, но пока он не делал никаких приготовлений к отъезду.
– У меня больше нет желания становиться частью всего этого, – сказал он, отвечая на вопрос Софии. – Мне требуется время, чтобы наконец-то привести в порядок свои мысли.
– И возможно, подумать о себе.
– Возможно, и это.
– Но у тебя пока есть обязанности.
– Знаю, – вздохнул Эцио.
Его будоражили и другие мысли. Главой ассасинов Северной Европы был Дезидерий Эразм – странствующий ученый и философ. Нынче этот человек жил в Кембридже, где преподавал в Квинс-колледже. Оттуда он писал Клаудии о молодом богослове по имени Мартин Лютер, который недавно был назначен профессором теологии в Виттенбергский университет. По мнению Эразма, к религиозным воззрениям Лютера стоило отнестись со вниманием, поскольку они шли вразрез с учением католической церкви и могли угрожать хрупкой стабильности в Европе.
Эцио поделился с Софией своими тревогами.
– Чем занимается Эразм? – спросила она.
– Наблюдает. Выжидает.
– Если северная часть Европы отпадет от католической церкви и возникнет раскол, ты начнешь пополнять братство новыми членами?
– Пока не знаю, – развел руками Эцио. – Посоветуюсь с Дезидерием.
Он досадливо тряхнул головой.
– Всегда и везде – расколы и разногласия.
– А разве не в этом проявляется движение жизни?
– Возможно, – улыбнулся Эцио. – И возможно, это уже не моя битва.
– Странно слышать от тебя такие слова… Ты мне когда-нибудь расскажешь о том, что́ на самом деле произошло с тобой в подземной библиотеке Альтаира?
– Когда-нибудь расскажу.
– А почему не сейчас?
Эцио задумался.
– Хорошо, расскажу сейчас. Я вдруг понял, что стремление человечества к миру и единству всегда будет путешествием, в котором оно никогда не достигнет конечной точки. Это подобно жизненному пути каждого человека. Смерть всегда неожиданно прерывает путешествие, и у людей остаются незаконченные дела.
В руках у Эцио была книга сонетов Петрарки.
– Вот, послушай. «И смерть не подождет, пока ты дочитаешь книгу».
– Тогда читай то, что можешь и пока можешь.
Слова жены придали Эцио решимости, и он стал готовиться к возвращению в Рим.
К тому времени София уже была беременна.
– Почему ты так долго мешкал с возвращением? – недовольным тоном спросила Клаудия, предварительно крепко обняв брата и расцеловав в обе щеки. – А ты располнел, fratello mio. Это все из-за венецианской пищи. Не годится их еда для тебя.
Они сидели в штаб-квартире ассасинов на острове Тиберина. Был конец февраля. Возвращение Эцио в Рим совпало с похоронами папы Юлия.
– Есть хорошая новость, – продолжала Клаудия. – Новым папой изберут Джованни ди Лоренцо де Медичи.
– Но он всего лишь дьякон.
– С каких пор сан дьякона мешал кому-то стать папой?
– Если его выберут, это действительно станет хорошей новостью.
– Джованни поддерживает почти вся коллегия кардиналов. Он даже выбрал себе имя – Лев.
– Интересно, меня он вспомнит?
– А я думаю, он навсегда запомнил тот день во флорентийском duomo[87], когда ты спас жизнь его отцу. Да и его собственную тоже.
– Да, – отозвался Эцио, вспоминая то событие. – Мятеж семейства Пацци. Боже, как давно это было!..
– Согласна, давно. Но малыш Джованни с тех пор вырос. Ему уже тридцать восемь. Правда, не верится? И характер у него крепкий.
– Пока он помнит своих друзей, это нам на руку. А если…
– Он сильный, – перебила брата Клаудия. – И это главное. Он хочет, чтобы мы были на его стороне.
– Если Джованни справедлив, мы его поддержим.
– Мы нуждаемся в его поддержке не меньше, чем он – в нашей.
– Это точно.
Эцио замолчал, оглядывая знакомое помещение, с которым было связано столько воспоминаний. Но сейчас они для него почти ничего не значили.
– Клаудия, хочу кое-что с тобой обсудить.
– Давай обсудим.
– Речь идет о… моем преемнике.
– То есть о новом Наставнике? Решил уйти на покой? – спросила Клаудия, хотя слова брата ее не удивили.
– Я рассказывал тебе про Масиаф. Я сделал все, что мог.
– Женитьба тебя размягчила.
– Тебя замужество не размягчило, а ты дважды побывала замужем.
– Кстати, мне очень понравилась твоя жена. Даром что венецианка.
– Grazie.
– И когда прибавление семейства?
– В мае.
– Ты прав, брат, – вздохнула Клаудия. – Эта работа изматывает. Божья Матерь мне свидетельница, я всего два года пробыла в твоей шкуре. А ведь ты столько лет тащил этот груз. Ты уже знаешь, на чьи плечи его переложишь?
– Да.
– Макиавелли?
Эцио покачал головой:
– Он ни за что не согласится. Никколо – философ, а не предводитель. Я себя не превозношу, но могу сказать: эта работа для человека с незаурядным умом. И я знаю такого человека в наших рядах. До сих пор он помогал нам лишь по части дипломатии. Я тщательно обдумал его кандидатуру. Полагаю, он вполне готов.
– И ты думаешь, Никколо, Бартоломео, Роза, Паола и Ла Вольпе поддержат его кандидатуру и выберут его?
– Думаю, что да.
– И кого же ты им собираешься предложить?
– Людовико Ариосто.
– Его?!
– Он дважды был послом Феррары в Ватикане.
– И Юлий чуть его не убил.
– Людовико здесь ни при чем. Юлий тогда враждовал с герцогом Альфонсо.
Клаудия ошеломленно смотрела на брата:
– Эцио, ты никак выжил из ума? Ты помнишь, на ком женат Альфонсо?
– Помню. На Лукреции.
– Не просто на Лукреции. На Лукреции Борджиа!
– Нынче она ведет тихую, уединенную жизнь.
– Расскажи это Альфонсо! К тому же Ариосто не может похвастаться крепким здоровьем. И клянусь святым Себастьяном, он еще и балуется поэзией. Я слышала, сейчас он сочиняет какую-то чепуху про старинного рыцаря Роланда.
