Костя позавидовал Гайдабурову. Он бы тоже ушел, да мужества не хватило. Он представлял, с каким презрением Бараско посмотрит ему в спину, а Березин выскажется в том смысле, что молодежь нынче пошла жидковатая. Поэтому Костя остался. Да и «анцитаур» молчал — не подсказывал, как лучше поступить. Последнее время он вообще не подавал признаков жизни, и Костя о нем даже забыл. Значило ли это, что никакой реальной опасности не существовало, он не знал.
Впереди простиралась унылая, безжизненная равнина, по которой когда-то текли реки.
— Смотрите, смотрите! — закричал он восторженно. — Второе солнце!
— Это не солнце, — едва взглянул Бараско. — Это «шар желаний».
Если настоящее солнце висело в зените, то «шар желаний» — над самым горизонтом. Был он оранжевым, как солнце, и очень смахивал на него.
— Ей богу, никогда ничего подобного не видел! — воскликнул Березин. — Ох, до него еще топать и топать… — и в раздумье почесал коротко стриженную голову, как будто спрашивая у себя, стоит ли идти туда.
Не лучше ли, пока не поздно, вернуться? — подумал он, но промолчал, потому что Бараско не выказывал никакого беспокойства, и Березин подумал, что, должно быть, Бараско знает, что делает.
Если бы Бараско признался, что впервые видит «шар», его бы авторитет дал трещину. По рассказам бывалых сталкеров он знал, что «шар» должен быть ярко-ярко-желтым, и, в отличие от солнца, на него можно смотреть, даже не щурясь.
Весь день они шли к «шару желаний», но, казалось, так и не приблизились ни на шаг. Ночь провели, трясясь от холода, вокруг крохотного костра из скудного хвороста, который с трудом насобирали в оврагах. А утром следующего дня, в довершение ко всему, поднялся ветер. Он нес мелкую, как мука, железную пыль. Небо затянула рыжая хмарь. К вечеру все кашляли, как туберкулезники, и плевались, словно завзятые курильщики.
Все чаще стали попадаться человеческие следы: кострища, пластиковые бутылки, пустые консервные банки и использованный хабар. И отхожие места — в таком количестве, что сразу стало ясно — прошли роты из славного бронепоезда «Смерть врагам СВ!!!» А потом потянулись могилы. С крестами и без крестов — просто холмики со звездами или воткнутыми штыками. К концу третьего дня они обнаружили десятерых расстрелянных. На груди у каждого лежала картонка с надписью «мародер». После этого чем дальше все трое шли, тем больше мрачнели.
— Они что, не знают, что у «шара» всего три желания? — злился Березин.
Фарфоровые челюсти у него сверкали, как унитаз в рекламе. Ночью они все же отвалились, и Березин едва не подавился. Он вскочил с гортанным криком, не понимая, что случилось, а Бараско с Костей принялись палить почем зря во все стороны, решив, что на них напали.
Косте все это стало порядком надоедать. Нет смысла бить дальше ноги. Пока не поздно, надо возвращаться. Но Бараско оставался спокойным, и Костя стал думать, что смысл «шара желаний» в отсутствии всяких желаний.
— Правда, командир? — не выдержал Березин. — Куда они все идут? Они что, не знают насчет трех желаний?
— В тот-то и дело, что знают, — ответил Бараско. — Поэтому-то и идут.
— А-а-а… — сообразил Березин и долго смеялся.
— Тебе в самом деле смешно? — поинтересовался Костя.
— Я представил, сколько миллионеров вернется из Зоны на Большую землю.
— Уверяю тебя, — сказал Бараско, который до этого все больше помалкивал, — ни одного.
— Почему? — удивился Березин.
Костя тоже вопросительно уставился на Бараско.
— Природа не потерпит. Начнется дикая инфляция, экономика рухнет. Думаешь, наши зря Зону караулят?
— Я подозреваю, что из-за этого в Америке и начался кризис, — выказался Березин.
— Зришь в корень. Как по-твоему, зачем американцы за «шарами» охотятся?
— Теперь понятно. Халява.
— Обвалили экономику дешевыми деньгами.
— И это понятно. У нас тоже обвалят.
— Черт с ней, с экономикой. Смотрите, кто-то идет! — заметил Костя.
Действительно, навстречу пылил, подпрыгивая, как мячик, сталкер. Его лунообразное лицо светилось от восторга. Он орал песни и матерился.
— Эй, чуваки! — обрадовался он и свернул к ним. — Табачка не найдется?
Бараско, который не курил, но таскал для таких целей пачку «парламента», дал ему закурить.
— Можно я возьму еще две? — спросил сталкер.
— Возьми, — кивнул Бараско.
— Вот спасибо, — обрадовался сталкер и засунул сигареты за уши. — А я тебя знаю.
— Откуда?
— Ты черный сталкер Бараско.
— Я тоже тебя знаю, — сказал Бараско. — Ты Денис Бурко из Макеевки.
— Да, я Бурко из Макеевки.
— Ну что там, Денис?
— Лучше не спрашивай. Там Вавилонское столпотворение. Но вы не торопитесь.
— Почему?
— Подождите, когда все подохнут.
— А ты почему вернулся?
— Я уже весь железный внутри. Слышите? — он постучал себя по широкой груди, которая отозвалась гулом, словно пустая бочка. — Кто за меня похлопочет, когда я стану инвалидом? Таких желаний нет. Поэтому я и ушел.
Все трое приуныли, думая об одном и том же. Березин не выдержал:
— Может, и мы пойдем домой?
— А «шар желаний»? — ехидно спросил Бараско.
— Ну и хер с ним! — воскликнул Березин. — Ты видел? Видел! — он потыкал в ту сторону, куда ушел Бурко. — Мы тоже станем железными. У меня вон нога третий день болит.
Костя покашлял и решил, что тоже надышался и наглотался железной пыли. И ноги у него тоже стали тяжелыми, словно налились свинцом.
Один Бараско ни в чем не признался, хотя по утрам просыпался с металлическим привкусом во рту.
Но когда они поднимались на очередной холм и увидели «шар» на горизонте, то забыли обо всех сомнениях.
Следующая пустыня была голубой: за голубыми холмами начиналась бескрайняя равнина, а там, где, по идее, должны были течь реки, торчали какие-то чушки. Бараско взялся за бинокль.
— Во, бля… — пробормотал он, настраивая резкость, — во, бля…
— Чего там? Чего там? — забеспокоился Березин, вырывая у него из рук бинокль.
— Ну что там? Ну что там? — канючил Костя, пока Березин не насмотрелся вдоволь.
Федор молча отдал ему бинокль и торжественно выругался:
— Ебическая сила!
Костя с жадным любопытством стал разглядывать равнину. Вначале он ничего не понял. Холмы, как холмы, из голубой глины, голые и безрадостные под низким серым небом. То ли река, то ли сухое широкое русло с сухими плесами. Потом стал различать какие-то темные столбики на ее поверхности и оторопел. Их было много. Сотни, может быть, тысячи. Они торчали, как опоры давно рухнувших мостов, до самого горизонта, над которым висел «шар желаний».
