- Что тут говорить? - заявил не без язвительности Генри Скин, грубый, дюжий и скорый на кулачную расправу командир лучников. Хорошо залатанная кольчужная рубаха, блестящий, с кожаной подкладкой, шлем, и начищенные сапоги выдавали в нем человека, привыкшего следить за собой. Если бы не его наглость и самодовольство, так и бьющее из него, он был бы не самым плохим человеком и командиром. - Надо бить француза!
- Люди и лошади устали. Может, начнем на рассвете?! - это предложил Роберт Манфрей.
- А если французы договорятся и ударят по нам с двух сторон?! Или к ним подойдет подкрепление?! Что тогда?!
- Да бить их!! Прямо сейчас!
Спор мог продолжаться еще долго, пока я не предложил свой план:
- Господа, мы ведь все равно собирались, перед тем как переходить брод, наполовину разгружать возы. Не так ли?!
- Что из того?
- А то, что из телег и мешков мы можем соорудить отличную крепость, которую удержит пара копейщиков и пяток лучников. Остальные в рассветный час ударят по французам на том берегу.
Я надеялся, что спор на этом прекратиться и мы начнем обсуждать детали, но ничего подобного не оказалось. Спор продолжался еще с полчаса, пока не исчерпались все аргументы, но ничего конкретного, помимо моего плана, никто так и не предложил. Наконец, все решили остановиться на моем варианте.
В эту ночь все спали мало, урывками. Ко мне сон тоже долго не шел, но все же усталость дала себя знать, и я заснул, завернувшись с головой в плащ, несмотря на мокрую траву и ночной холод. Проснулся сам. Небо чуть посветлело. В туманной дымке на том берегу с трудом угадывались ивы, зато фигуры французских латников хорошо смотрелись на фоне горевших костров. Наши солдаты, поднявшись, сразу смотрели на тот берег и при виде вражеских костров их лица становились напряженными и злыми. Речная вода тихо журчала среди камней отмели. В этом месте ее ширина достигала не более пятидесяти метров. Если в обычное время она не представляла проблем для перехода, так как в самых глубоких местах отмели вода доходила только до человеческого колена, то теперь даже такая глубина затрудняла и сковывала движения атакующих, а склизкие камни и вражеские стрелы делали ее смертельно опасной. Половина всадников спешилась, усилив ряды пехоты, оставив двадцать конников под руководством Роберта Манфрея. Я бы с удовольствием остался вместо него, но вместо этого мне предложили почетное место в первых рядах атакующих. План состоял в следующем: как только латники и копейщики начнут пересекать брод, лучники и арбалетчики начнут прикрывать их, а когда дело дойдет до рукопашной схватки на другом берегу, присоединятся к бою. Следом за ними должны будут ударить конники Манфрея. Им отводились два варианта. Или они переломят ход сражения на нашу сторону, или будут прикрывать наше отступление, если дело пойдет совсем уж плохо.
Сейчас солдаты группировались в пятидесяти метрах от брода. Лучники получали стрелы и складывали их в свои мешки. Французы, видя движение в нашем лагере, тоже начали выстраивать боевые порядки на своей стороне реки.
- Все знают, что делать? - спросил граф де Бержерак, когда мы собрались снова.
- Знаем! Да! Да! - почти одновременно ответили мы, все трое.
Но граф, словно не слышал нас, снова изложил план боя, который мы разработали еще вчера. Правда, по мере отсутствия военного опыта я принимал участие в его разработке в основном тем, что кивал головой, соглашаясь с остальными.
- Фовершэм, ты идешь с первой линией атаки. Твое дело связать французов боем, потом в дело вступаю я! Скин, отстрелявшись, идешь вслед за мной! Ну, а ты, Роберт, смотри, как дела пойдут, а там действуй! Все, пошли! С Богом!
Мы разошлись, каждый к своему отряду. Я слышал, как ревел во весь голос Скин:
- Не тратьте стрел впустую!! Цельтесь, парни, точнее цельтесь!! Я хочу увидеть, как эти гады истекают кровью!!
- Солдаты! На том берегу полно жратвы и вина!! - в свою очередь кричал своим бойцам граф. - Когда мы их опрокинем, все будет ваше!!
Только я молчал, изредка поглядывая на тридцать латников, отданных под мое командование. Мой первый бой. Мое состояние было трудно передать словами. Все мои чувства, сомнения и страхи, срослись сейчас в ледяной ком, лежащий у меня в желудке. Я уже сейчас хотел, чтобы это все закончилось. С реки потянул свежий ветерок, неся с собой утреннюю промозглость, заставив меня передернуть плечами уже не от внутреннего напряжения, а от речной сырости. Наконец раздался голос графа:
- С нами Англия и Бог!! Вперед!!
Я подхватил его клич, закричав:
- С нами Англия и Бог!! Святой Георгий!!
Мои слова тут же подхватили десятки глоток:
- Святой Георгий!!
Под этот клич мы бросились бежать, стараясь как можно быстрее сократить расстояние между нами и французами. Пока под ногами была трава, а затем слежавшийся песок бежать было нетрудно, но когда мы достигли брода, скорость бега упала, люди начали скользить и падать. В этот момент ударили французские арбалеты. На наше счастье их было немного. В ответ, над нашими головами, засвистели английские стрелы лучников Скина. Я уже видел раньше, как это делается. Лучники оттягивают тетивы до правого уха и отпускают. Пока первые стрелы еще летели над покрытой рябью водой, им вслед полетели вторые, а когда первые достигли цели, на тетиве уже лежали третьи. Когда стрелы достигают цель, в воздухе раздается многократный лязг, который звучит так, словно одновременно начинают бить сотни молоточков. Я бежал среди стука и грохота железа, свиста стрел и криков боли, ни о чем, не думая, а только повторял про себя:
- Господи, только не в меня! Господи, только не в меня!'.
Не знаю, что мне больше помогло: моя удача или моя наивная молитва, но мне повезло. Один арбалетный болт, ударив в мой шлем на излете, просто отлетел в воду, второй пробив насквозь щит, застрял в нем. Не успели мы выбраться на песок, как на нас скатилась волна французских всадников, с кличем:
- Монжуа Сен-Дени! - решивших снова загнать нас в воду, но их фигуры оказались отличной мишенью для наших лучников. Взревел Скин, взметнулись луки с натянутыми тетивами и снова, со свистом рассекая воздух, полетели стрелы. Я только успел прикрыться щитом от удара меча французского рыцаря, как тот, покачнувшись, стал сползать с седла со стрелой в горле. Поняв свой промах, французы развернули лошадей, а вместо них на нас бросились, яростно крича, латники с занесенными над головой мечами и топорами, стараясь, в свою очередь, скинуть нас в воду. Мечи с громким лязгом сталкивались с топорами, фальшионы раскалывали шлемы и головы, разбрызгивая во все стороны мозги и кровь. Шум стоял, как в чертовой кузнице, а река постепенно стала окрашиваться в красный цвет. Я не видел, как в двух шагах от меня рубится Джеффри, не слышал, как дико визжит Ляо, наседая на французского латника, так как полностью сконцентрировался на своей защите, уходя от ударов, насевших на меня двух французов. Один из них - спешившийся рыцарь, размахивающий боевым топором, а другой был французским арбалетчиком с коротким мечом. Не будь такой толчеи, где тем приходилось не только нападать на меня, но и защищать свои жизни, меня бы давно уже зарубили. Но даже в этой ситуации моя жизнь висела на волоске: очередной удар топора рыцаря почти расколол мой щит надвое, и рука, державшая его, настолько онемела, что я ее практически не чувствовал. К тому же я сильно устал и успел трижды пропустить удары, пусть даже и не прямые. Трудно сказать насколько меня хватило, если бы у меня за спиной не раздались крики:
